Вера Проскурина - Мифы империи: Литература и власть в эпоху Екатерины II

Принцесса курляндская Анна Иоанновна (дочь сводного брата Петра I), призванная в 1730 году на российское царствование «верховниками», начала самодержавное управление (свой переворот, закончившийся разрывом «Кондиций») с условной перемены пола. Она призвала к себе гвардейцев Преображенского полка и объявила себя их «полковником». После этого на нее был возложен орден Святого Андрея — мужской орден, полагавшийся высшим лицам государства. Для особ женского пола имелся «женский» орден — Святой Екатерины. Половое разделение в системе этих орденов просуществовало вплоть до конца XVIII века — до Павла I, отменившего эту систему дистрибуций.

Императрица Елизавета Петровна осуществила свой переворот по сходному сценарию. Свержение малолетнего Иоанна Антоновича и регентши, его матери, Анны Леопольдовны, принцессы Брауншвейг-Бевернской, на год захвативших российский престол, тихо и бескровно произошло в одну ночь 25 ноября 1741 года. Елизавета также совершила ряд ритуальных жестов трансверсивного характера.

Перед отправкой в казармы поддерживавших ее полков она демонстративно надела кирасу на свое обыкновенное платье {43} 43 Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 21/22., кн. 11. С. 124. *. Дело было не в физической защите от возможных телесных повреждений — переодевание носило лишь символический характер: весь переворот заключался в подходе войск к Зимнему дворцу, внесении гренадерами Елисаветы на руках во дворец и вынесении оттуда спящих членов «семейства Брауншвейгского». Кираса, род металлического панциря (рудимент старинных лат), была атрибутом военного костюма, а среди поддержавших военных был и кирасирский полк. По окончании переворота Елизавета надела андреевскую ленту (атрибут «мужского» ордена Святого Андрея) и объявила себя полковником сразу трех пехотных гвардейских полков, а также конной гвардии и кирасирского полка.

Изнеженная, ненавидящая всякий труд (в особенности государственные дела), любящая роскошь и развлечения, легкомысленная — такой рисуют Елизавету ее современники {44} 44 См. исключительно ценный материал дипломатических донесений, собранный в книге: Лишмеиан Ф.-Ц. Россия входит в Европу (Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство. 1740–1750 / Пер. с фр. В.А. Мильчиной Москва. ОГИ. 2000. . Игра «в мужчину» также составляла одно из ее развлечений. Царица любила переодеваться в мужской военный костюм, который подчеркивал ее редкую стройность. Екатерина II внимательно изучала маскарадный опыт своей предшественницы: «Императрице (Елизавете. — В.П.) вздумалось в 1744 г. в Москве заставлять всех мужчин являться на придворные маскарады в женском платье, а всех женщин — в мужском, без масок па лице, это был собственно куртаг навыворот. Мужчины были в больших юбках на китовом усе, в женских платьях и с такими прическами, какие дамы носили на куртагах, а дамы в таких платьях, в каких мужчины появлялись в этих случаях. Мужчины не очень любили эти дни превращений; большинство были в самом дурном расположении духа, потому что они чувствовали, что они были безобразны в своих нарядах; женщины большею частью казались маленькими, невзрачными мальчишками, а у самых старых были толстая и коротким ноги, что не очень-то их красило. Действительно и безусловно хороша в мужском наряде была только сама императрица, так как она была очень высока и немного полна; мужской костюм ей чудесно шел; вся нога у нея была такая красивая, какой я никогда не видала ни у одного мужчины, и удивительно красивая ножка. Она танцевала в совершенстве и отличалась особой грацией во всем, что делала, одинаково в мужском и в женском наряде» {45} 45 Записки Императрицы Екатерины Второй. СПб., 1907. С. 309–310. . [10] Своеобразной низовой параллелью имперской трансверсии служит история «рабы Божией» Ксении, вдовы придворного певчего Андрея Федоровича, ставшей самой знаменитой юродивой времен Елизаветы Петровны и Екатерины II. После смерти мужа, где-то в конце 1740-х годов, молодая женщина отдает все свое имущество церкви, надевает мундир умершего и начинает скитальческую жизнь, объявив, что умерла Ксения, а она сама — это и есть Андрей Федорович. Само переодевание этой святой юродивой — жест, имевший символическое значение, тем более что юродство всегда осмыслялось на Руси как своего рода низовая политическая институция, выражающая не только «Божью волю», но и «глас народа». Юродивый всегда находится рядом с властью. Не случайно в декабре 1761 года Ксения в истлевающем от ветхости военном мундире публично предсказывает смерть императрицы Елизаветы (см.: О. Дмитрий Булгаковский. Раба Божия Ксения. СПб., 1895. С. 10).

Екатерина, проведшая при дворе «веселой царицы» Елизаветы всю свою молодость (без малого 18 лет — с 3 февраля 1744 года до 25 декабря 1761 года), была в прямом смысле продуктом Елизаветиного царствования. Юная принцесса из заштатного немецкого города Штеттина неожиданно оказалась свидетелем и соучастником несколько экзальтированного «повреждения нравов в России», как назвал эту эпоху князь Михаил Щербатов [11] Среди бумаг Екатерины сохранился набросок, посвященный ее собственному описанию одного маскарада, устроенного еще явно по образцам и вкусам Елизаветы. Екатерина пишет: «После коронации в 1763 году были маскарады как при дворе, так и у Локатели. В один ис сих надела я офицерский мундир и сверх онаго розовую домину и, пришед в залу, стала в круг, где танцуют». Екатерина в мужском наряде и в маске начинает преследовать княжну Долгорукову своими ухаживаниями: «Она подняла меня танцовать, и во время танцу я пожала ей руку, говоря: “Как я щастлив, что вы удостоили мне дать руку; я от удовольствия вне себя”. Я, оттанцовав, наклонилась так низко, что поцаловала у нея руку. Она покраснела и пошла от меня. Я опять обошла залу и встретилась с нею; она отвернулась, будто не видит. Я пошла за ней». Куртуазный разговор продолжается, княжна требует у незнакомца назвать имя: «Я вас люблю, обожаю; будьте ко мне склонны, я скажу, кто я таков”. — “О, много требуешь; я тебя, друг мой, не знаю”» (Записки Императрицы Екатерины Второй. С. 589–590). Безусловно, трудно заподозрить Екатерину в лесбиянских пристрастиях. Однако маскарадная поэтика вводила элемент сексуальной перверсии, и новоиспеченная русская императрица действовала по шаблонам, усвоенным при дворе. . Быстро сменяющиеся фавориты (разнообразившие будто бы существовавший морганатический брак Елизаветы с А.Г. Разумовским {46} 46 См. подробный рассказ о фаворитах Елизаветы Петровны в статье: Alexander J. Т. Favourites. Favouritism and Female Rule in Russia, 1725–1796 // Russia in the Age of Enlightenment: Essays for Isabel de Madariaga New York, 1990. P. 106–124. ), ночной образ жизни императрицы, маниакально боявшейся заговора, столь быстро и успешно проведенного ночью ею самой, — все это создавало душную атмосферу двора последней (если не считать нескольких неустойчивых месяцев царствования Петра III) правящей представительницы семейства Петра Великого.