Геннадий Прашкевич - Толкин

И далее (по поводу просьбы издателя продолжить приключения знаменитого хоббита):

«Тут мне пришла по почте неожиданная открытка — надо думать, отсылка на рецензию, появившуюся в „Таймс“, — в которой было всего четыре слова: sic hobbitur ad astra („так „хоббитают“ до звезд“, аллюзия на известную поэтическую строку: „так восходят до звезд“. — Г. П., С. С. ).

И все же я обеспокоен: ведь я понятия не имею, что еще можно сказать о хоббитах.

По-моему, мистер Бильбо Бэггинс полностью исчерпал как туковскую, так и бэггинсовскую стороны своей натуры. Зато я готов поведать многое другое (вот он, прямой намек на рукопись „Сильмариллиона“. — Г. П., С. С.), очень много другого о том мире, в который хоббиты вторглись. Вы, разумеется, можете просмотреть то, что у меня уже написано. Мне чрезвычайно интересно узнать мнение человека стороннего (помимо мистера К. С. Льюиса и моих детей) на предмет того, представляет ли написанное мною (речь, повторяем, идет о рукописи „Сильмариллиона“. — Г. П., С. С.) хоть какую-то ценность и годится ли оно на продажу само по себе, отдельно от хоббитов. Если „Хоббит“, в самом деле, утвердился надолго и публика требует продолжения книги, я, конечно, пораскину мозгами и попытаюсь выудить из указанного выше материала какую-нибудь необычную тему и обработать ее приблизительно в том же стиле и для той же аудитории, — возможно, задействуя уже имеющихся хоббитов. Моя дочка, например, не прочь еще раз послушать про семейство Туков, а один из читателей просит меня подробнее рассказать о Гэндальфе и Некроманте. Но это, наверное, предметы слишком мрачные, о чем упоминает и мистер Ричард Хьюз, хотя, по-моему, присутствие ужасного всегда придает любому вымышленному миру убедительность и достоверность…

В настоящий момент я, подобно мистеру Бильбо Бэггинсу, переживаю легкий приступ „потрясенности“ (от успеха книги. — Г. П., С. С.) и от души надеюсь, что не воспринимаю себя слишком уж всерьез. Но должен признаться, что Ваше письмо пробудило во мне некую слабую надежду. То есть я всерьез начинаю задумываться: а не удастся ли мне в будущем, по возможности, совместить долг и удовольствие? Вот уже семнадцать лет я трачу почти все свои каникулы на экзамены и тому подобные побочные занятия, понуждаемый к тому настоятельными финансовыми потребностями (главным образом медицинского и образовательного свойства). Что же до сочинительства стихов и прозы, то минуты для этого я всегда буквально выкрадывал (курсив наш. — Г. П., С. С. ), порою мучаясь угрызениями совести, из времени уже запроданного, так что писал от случая к случаю. А теперь, возможно, я смогу, наконец, делать то, к чему всей душою стремлюсь, нимало не греша против финансовых обязательств…

Сдается мне, Оксфорд книгой тоже слегка заинтересовался. Меня то и дело спрашивают, как там мой хоббит. Причем, как я предвидел, не без изумления и толики жалости. Мой родной колледж даже, мне кажется, расщедрится экземпляров на шесть, хотя бы для того, чтобы было чем меня дразнить. После рецензии в „Таймс“ двое-трое моих более степенных коллег решили, будто могут, так и быть, без ущерба для своего академического достоинства сознаться, что знакомы с моей „фантазией“ (читай: неблагоразумием). Профессор византийского греческого языка купил экземпляр для себя лично — почему бы и нет? — намекнув, что первоиздания „Алисы“ стоят сейчас немалых денег. По слухам, за чтением моего „Хоббита“ застукали даже профессора королевской кафедры современной истории» [209] Письмо Стэнли Анвину 15 октября 1937 года (Письма, п. 17). .

Это важное письмо.

Оно много говорит о Толкине.

Он действительно тратил почти все свои каникулы на то, чтобы заработать еще сколько-то денег для нужд семьи. «Понуждаемый настоятельными финансовыми потребностями». И прозу свою, как правило, он писал урывками, отнимая время у «главных» своих занятий. И университетские коллеги относились к его «фантазиям» с явственной иронией: иначе как понимать фразу о том, что профессора «застукали» за чтением «Хоббита»?

Но главное в этом письме — намек на «Сильмариллион».

Ведь именно «Книгу утраченных сказаний» Толкин считал главной своей книгой. Он, как никто, понимал истинную глубину мифов и легенд, которые старше, много старше всей той «чепухи», которая называется современной литературой. Это нечто глубоко спрятанное в подсознание, вечные страхи и радости всех людей вообще, то, что Карл Густав Юнг, основоположник аналитической психологии, назвал в свое время архетипами. Архетипы прочно спрятаны в нашей подкорке — странные, но каждому интуитивно понятные первообразы, универсальные психические структуры, составляющие содержание того коллективного бессознательного, что распознается только в нашем личном опыте. Символика мифов и волшебных сказок не придумывается каждым новым поколением, она вложено в нас всем нашим человеческим прошлым, оно врожденное, оно всегда в нас, нужно только подобрать к нему ключ.

Именно в доисторических мифах и сказках — корни языка, опора мировоззрения. В них заложен весь тот набор чувств и образов, на который мы сразу и с пониманием отзываемся. Толкин знал об этом, хотя и не чувствовал себя обязанным признавать какую-либо современную теорию, вроде теории Юнга, и упорно искал свои ключи, — он был убежден, что у него получится (в «Сильмариллионе»). Но теперь, «понуждаемый настоятельными финансовыми потребностями», он надеялся и на вполне современные сказки. Например, на сказку о некоем смешном мистере («Мистер Блисс»). Правда, издателю Стэнли Анвину не показался сколько-нибудь привлекательным смешной маленький человечек, носивший большие шляпы и разъезжавший на автомобиле, купленном за какие-то несчастные пять шиллингов и шесть пенсов.

Стэнли Анвин ждал от профессора Толкина других историй.

АННАТАР — «Даритель», имя, которое дал себе Саурон во Второй Эпохе, появляясь в дивном обличье среди эльфов.

АРАГОРН — 39-й потомок Исильдура по прямой линии, король воссоединенного королевства Арнора и Гондора после Войны за Кольцо, супруг Арвен, дочери Элронда. Назывался также наследником Исильдура.

АРАНРУТ — «Гнев Короля», меч Тингола. Уцелел после гибели Дориафа и принадлежал королям Нуменора.

АРГОНАФ — «Врата Королей», громадные каменные статуи Исильдура и Анариона, стоявшие на берегах Андуина, на северной границе Гондора.

АУЛЕ — валар из аратаров, кузнец и ремесленник, супруг Йаванны, создатель гномов.

ГАЭР — «море» в БЕЛЕГАЭР (и в ГАЭРИС, синдаринском имени ОССЭ). Происходит, вероятно, от корня ГАЙА — ужас, трепет, то есть это название морю было дано эльфами, когда они увидели его впервые.