Мария Боброва - Марк Твен

На помощь идеологам американского империализма приходили их заокеанские собратья. В 1899 году Редиард Киплинг выразил свое удовлетворение тем, что Америка, как и Англия, вступила в борьбу за передел мира, и напечатал в нью-йоркском «Журнале Мак-Клюра» стихи «Бремя белых». Захват колоний он представлял как подвиг «белой расы», предначертанный историей:

Киплинговские стихи помогли обмануть общественное мнение. Желтая пресса охотно подхватила звучные, легко, как лозунг, запоминающиеся киплинговские строчки: «Несите бремя белых, сумейте все стерпеть». Стихи эти не сходили с уст ораторов на банкетах и митингах, их цитировали конгрессмены на заседаниях, ими пестрели газеты. «Журнал Мак-Клюра» напечатал еще одно реакционное произведение Киплинга — повесть «Ким».

Киплингу вторил Лоренс Лоуэлл; в статье «Колониальная экспансия Соединенных Штатов», напечатанной в 1899 году в журнале «Атлантический ежемесячник», он требовал от американцев не забывать, что «англосаксы — это раса, которой присуща экспансия». Поэт-декадент Ричард Хови писал по поводу агрессий на Филиппинах: «Война — велика, велика и прекрасна» («Призыв горнов»). В подражание Киплингу, создавались воинственные баллады. Через два-три года на эту тему появилась целая литература — романы, поэмы, рассказы.

В 1901 году южанин Томас Диксон выпустил махрово-реакционный расистский роман «Шкура леопарда», назвав его «романом о бремени белого человека». По Диксону, южные плантаторы-рабовладельцы, строившие свое благоденствие на крови негров-рабов, тоже несли «бремя белых» цивилизаторов. Действие первой части романа протекает на юге Америки после Гражданской войны. Диксон описывает негров как людей, «катастрофически деградировавших», с тех пор как они остались без надзора хозяев. Диксон открыто требовал восстановить рабство негров и с восхищением описывал организацию ку-клукс-клана. Это «англосаксонское рыцарство» (так называются куклуксклановцы в романе) сжигает на кострах негров и борется за восстановление «расового абсолютизма англосаксов». Вторая часть романа, по мысли автора, должна связать «славное» прошлое рабовладельческого Юга с настоящим империалистической Америки. Диксон превозносил войны в колониях и давал картины судов Линча над неграми в США. Погромщики убивают негров за участие в политической жизни страны, в щепы разносят помещения негритянских газет, объявляют уголовными преступниками прогрессивно настроенных людей. В сюжете романа дана целая «программа» деятельности ку-клукс-клановских организаций. Недаром прогрессивная печать называла роман Диксона «учебником погромов и диверсий». Книга Диксона в буквальном смысле слова способствовала росту линчеваний в стране: было зафиксировано, что с каждым новым тиражом романа «Шкура леопарда» поднималась вверх волна линчеваний. Страна превращалась, по горькому определению Марка Твена, в «Соединенные Линчующие Штаты».

Прославление «делания денег» как смысла жизни поддерживала и укрепляла американская реакционная философия — школы «прагматистов», «персоналистов», «инструменталистов», «интуитивистов». В американской философии второй половины XIX века были сильны идеалистические течения. В борьбе с материализмом окрепли сторонники «абсолютного» идеализма, исключавшие из своих теорий всякие элементы диалектики. Философский идеализм стал развиваться в специфической для США форме: в него была привнесена большая доля грубого механицизма, детерминизма и утилитаризма. В 80-х годах XIX века на этой основе зародилась теория прагматизма. Философы-прагматисты ставили знак равенства между истиной и выгодой (практической полезностью). «Истиной» становилась религия, которая нужна была эксплуататорским классам, «истиной» была агрессия — как явление «полезное», практически «необходимое». Отбросив понятие истины как отражение объективной действительности (материалистическая трактовка), прагматисты широко открыли двери самым реакционным идеалистическим идеям, оказались опорой мракобесия и реакции. Философия становилась служанкой узкого практицизма, делового «успеха». «Век машинизма» требовал выработки соответствующих идеологических стандартов, родились идеи преклонения перед машиной, возникли новые философские школки — разновидности прагматизма: «инструментализм» и другие. «Человек-машина», эта реакционнейшая идея, лишающая человека права на самостоятельность мышления, активность действия, на участие в социально-политической жизни, принесла немало бед в истории культурного развития страны.

Идеологам империализма в философии, социологии, литературе противостояли прогрессивно мыслящие ученые, литераторы, чьи воззрения отражали народные чаяния и надежды.

В 90-х и 900-х годах, выступая с позиций «веритиз-ма» (истинности), капитализм критиковали Фрэнк Норрис, Стивн Крейн, Гэмлин — Гарленд. Они боролись с оппортунистическими, слащаво-сентиментальными традициями «нежного» реализма, с «литературой красной крови», оправдывающей агрессии, создавали оппозиционные обличительные романы, выражающие ненависть народа к монополистическим формам капитализма; но с другой стороны — декадентские тенденции пагубно влияли на творческие способности этих писателей [444].

Из трех названных романистов самым последовательным критиком официального буржуазного оптимизма, непримиримым врагом монополий, писателем, в творчестве которого ведущим началом стали реалистические тенденции, был Норрис.

Фрэнк Норрис (1870–1902) — редактор сан-францисского журнала «Волна», газетный репортер во время испано-американской и англо-бурской войн, романист и теоретик — сыграл видную роль в литературном развитии страны. За свою короткую жизнь он успел напечатать несколько романов и повестей, среди которых центральное место занимает незаконченная «Трилогия о пшенице» и сборник теоретических статей, изданных после смерти автора под названием «Ответственность романиста» (1903).

Норрис сходился с Марком Твеном в основном, коренном вопросе эстетики: литература должна быть народной. «Искусство, которое не было в конце концов понято народом, не переживет и никогда не переживало даже одного поколения» [445], — утверждал Норрис и требовал от писателя «жить если не среди народа, то в народе».

Одновременно, в почти сходных выражениях, Фрэнк Норрис и Марк Твен нападали на «лживую и убогую» буржуазную цивилизацию, указывали на ее антинародную сущность.

«Народ имеет право на истину, — утверждал Норрис, — так же, как он имеет право на жизнь, свободу и стремление к счастью. Несправедливо, что его эксплуатируют и обманывают, прививая ему ложный взгляд на жизнь… ложные чувства, ложную мораль, ложное миросозерцание, ложные эмоции, ложный героизм, ложные представления о самопожертвовании, ложные взгляды на религию, на долг, на поведение и манеры» [446].