Мария Боброва - Марк Твен

Взаимоотношения Марка Твена с представителями буржуазной литературы оказались весьма сложными.

С литературной сцены еще не сошли Эмерсон, Лонгфелло, Джон Уиттьер, Джеймс Рассел Лоуэлл, Холмс, но все они были скорее национальными реликвиями, нежели активными деятелями литературы. Америка имела парадную шеренгу писателей, которые всегда стремились войти в английскую, европейскую литературу и, лишь достигнув этого, считали себя настоящими творцами. К современной жизни они держались не ближе, чем Готорн (умерший за год до окончания Гражданской войны), абстрактные аллегорические литературные типы которого были очень далеки от реальной жизни Америки.

Ральф Эмерсон, подобно многим поэтам-аболиционистам послевоенного времени, считал, что юридическое узаконение политических прав негров оправдывает уход писателя в сферу «чистой» поэзии и теории. Эмерсон 70-х годов ограничивает круг своих интересов областью философских нравоучений — абстрактных и напыщенных.

Другие «трансценденталисты» в 70-х годах открыто примкнули к буржуазной реакции (Орест Браунсон) или прикрыли свой апологетизм буржуазной либеральной фразой (Рипли, Дана).

Лонгфелло 70-х годов проповедовал идеи нравственного совершенствования, примирения с судьбой, воспевал «радости домашнего очага». В этот период он много занимался переводами и популяризацией образцов классической итальянской, французской, немецкой литературы (перевод «Божественной комедии» Данте, 1867–1880). О его политических позициях даже консервативные критики писали, что он «не склонен к новейшему радикальному разрешению проблем жизни».

Джон Уиттьер также встал в ряды защитников «умеренности и порядка» и смягчил свой критицизм. Религиозность, замкнутый круг поэтических тем, пассивное отношение к новому отдаляло его от жизни.

Джеймс Рассел Лоуэлл хотя и требовал сделать объектами литературы «пароход, железнодорожный вагон, засеянное поле, фабрику», но «устал» (по его собственному выражению) от жизненных противоречий и в послевоенные годы почти перестал писать.

Наиболее плодовитым в 70-х годах из всех «маститых» буржуазных поэтов и писателей был Оливер Уэнделл Холмс (1809–1894), профессор медицины в Гарварде, обладатель наиболее «респектабельных» идей, писатель «для избранных». Автор лирических и юмористических стихов, поэм, застольных бесед, литературных исследований, медицинских статей, он начал печататься еще в 30-е годы и к 70-м годам имел более двух десятков томов поэтических произведений.

Выдающийся (и почти единственный) эссеист в Америке, он создал в своем «Автократе» (1892) — наиболее удачном произведении из всего им написанного — особый тип эссе, состоящего из сплошного монолога полуфилософского-полуюмористического характера, изобилующего меткими жизненными наблюдениями, точными характеристиками, тонкими психологическими замечаниями. Свободно переходя от темы к теме, «американский Монтень» реалистически точно передавал живую человеческую речь, вводя незаметные нюансы и постепенно направляя читателя к нужному выводу. Будучи противником теологического мышления, Холмс гордился своим рационализмом и точностью литературной речи. Эмерсон называл Холмса «иллюстрированным журналом с двадцатью тысячами точных гравюр».

Холмс довольно скоро был забыт даже в Америке, за пределы своей родины не вышел. Отвлеченная «проблемность», логизирующий склад поэтической речи, введение интеллектуальных, религиозных, психологических проблем в творчестве Холмса сочетались с индифферентностью к политическим вопросам.

«Литературными Афинами» США 70-х годов был Бостон, определявший суждения критиков, редакторов литературных журналов и газет. Крупный финансово-промышленный центр, место концентрации капиталов могущественных финансистов страны, имеющих разветвленную сеть банков и торговых домов за пределами США, Бостон, по утверждению Ван Уик Брукса, «был ближе к Европе, нежели другие американские города» [132].

Действительно, здесь выходил ряд американских газет европейской ориентации вроде «Субботнего еженедельника», получались многие английские, французские и другие газеты и журналы. Здесь господствовали про — европейские интересы и настроения.

Эмерсон, Лонгфелло и Холмс — «бостонские брамины» — возглавляли группу литераторов, замкнутую, могущественную, определявшую характер литературной критики.

У «бостонцев» были непосредственные прочные связи с Европой: Холмс читал в Англии лекции студентам, Лонгфелло совершал путешествия по Европе и был профессором английских университетов, создавал свои «золотые легенды» по европейским сюжетам. Англоманами были Лоуэлл, известный переводчик Нортон [133], еще более известный филолог Уэбстер (умер в 1860 году).

К группе «маститых бостонцев» примыкали менее значительные литераторы: Стедман, Келер, и молодые — Олдрич, Гоуэлс.

Стедман — по выражению Уолта Уитмена, «никогда не плавал по большим глубинам»; он писал мещанские стихи с «неоромантическим ориентализмом»; Томас Олдрич — автор многочисленных лирических стихов, рассказов, романов, редактор «Субботнего ежемесячника» — писал в спокойно-холодноватой манере, «под Холмса».

Реалистические традиции его творчества сказались в книге для детей «История скверного мальчика». Вышедшая в год появления твеновских «Простаков», она рисовала портрет жизнерадостного, счастливого, любящего книги «хорошего мальчика», хотя автор и называл его «скверный мальчишка». Книга давала зарисовки быта Новой Англии, была юмористической и — на фоне ханжеской литературы для детей, которую она отчасти пародировала, — приобрела большую популярность.

Уильям Дин Гоуэлс в 70-х годах был больше известен как редактор «Атлантического ежемесячника» и критик; известность романиста и новеллиста придет к нему позже, когда он возглавит буржуазно-апологетическое направление «нежной литературы».

После окончания Гражданской войны «бостонцы» заметно поправели, быстро совершали эволюцию от аболиционистских идей, которые им казались теперь неуместными, к открытой апологетике буржуазной идеологии. Духовная неустойчивость и дряблость стала считаться здравомыслием, отступничество расценивалось как патриотическое признание успехов «национального духа».

Постепенно эта литература начала терять былые связи с народом, сделалась глухой к новым жизненным коллизиям и нарастающим социальным конфликтам. Творчество Эмерсона, Лонгфелло, Холмса, Лоуэлла, на короткий момент отразившее высокий накал народной революционной страсти, стало в 70-х и позже — в 80-х годах — литературой господствующего буржуазного класса.