Михаил Розов - Философия науки и техники

Наиболее распространённый ответ на этот вопрос состоял в том, что наука отличается от псевдонауки или от «метафизики» своей опорой на факты, своим эмпирическим методом. Концепция, которая в это время активно развивалась в рамках так называемого «Венского кружка» и шла от одного из крупнейших философов начала века Л. Витгенштейна, утверждала, что к науке принадлежат только те предложения, которые выводятся из истинных предложений наблюдения или, что то же самое, могут быть верифицированы с помощью этих предложений. Отсюда следовало, что любая теория, претендующая на то, чтобы быть научной, должна быть выводима из опыта.

Поппер с полным основанием не принимает этого тезиса. Наблюдение, с его точки зрения, уже предполагает некоторую теоретическую установку, некоторую исходную гипотезу. Нельзя просто наблюдать, не имея для этого никаких предпосылок. Наблюдение всегда избирательно и целенаправленно: мы исходим из определённой задачи и наблюдаем только то, что нужно для решения этой задачи. Бессмысленность «чистых» наблюдений Поппер иллюстрирует следующим образом. Представьте себе человека, который всю свою жизнь посвятил науке, описывая каждую вещь, попадавшуюся ему на глаза. Все это «бесценное сокровище» наблюдений он завещает Королевскому обществу. Абсурдность ситуации не нуждается в комментариях.

К сказанному можно добавить, что любая развитая теория формулируется не для реальных, а для идеальных объектов. В механике, например, это – материальные точки, абсолютно твёрдые тела, идеальные жидкости и т. д. Знаменитая теория размещения хозяйственной деятельности человека, построенная Тюненом, исходит из представления об изолированном государстве с одним единственным городом на абсолютно однородной равнине. Изотропную плоскую поверхность предполагает и теория центральных мест Кристаллера. Иными словами, теория строится на базе предпосылок, прямо противоречащих опыту. Как же в таком случае она может вытекать из опыта?

Что же предлагает сам Поппер? Его идея очень проста и красива, хотя, как мы увидим чуть ниже, тоже наталкивается на существенные трудности. Суть идеи сводится к следующему: «Критерием научного статуса теории является её фальсифицируемость, опровержимость, или проверяемость». Подтвердить фактами можно любую теорию, если мы специально ищем таких подтверждений, но хорошая теория должна прежде всего давать основания для её опровержения. Любая хорошая теория, считает Поппер, является некоторым запрещением, т. е. запрещает определённые события. Чем больше теория запрещает, тем она лучше, ибо тем больше она рискует быть опровергнутой.

Не трудно видеть, что вся концепция Поппера имеет ярко выраженный нормативный характер. Речь идёт о том, как должен работать учёный, чтобы оставаться в рамках науки, каким требованиям должны удовлетворять те теории, которые он строит.

А что такое наука и чем определяются её границы, кроме критерия самого Поппера, – этот вопрос в данном контексте просто не возникает. «Государство – это Я», – заявил в своё время небезызвестный французский король. «Наука – это Я», – фактически утверждает Поппер и задаёт границы научности.

Но наука живёт своей собственной жизнью, и очень скоро обнаруживается, что критерий Поппера не работает. Это может показаться парадоксальным: мы сами делаем науку, мы, казалось бы, хозяева положения, а критерии научности, нами же установленные, не срабатывают. Может быть, дело в том, что эти критерии не все признают, что они не общеприняты? А если их признать и сделать всеобщим достоянием, тогда что-то изменится? Парадокс в том, что почти ничего. Наука есть нечто большее, чем сумма согласованных человеческих действий.

Но вернёмся к критерию К. Поппера. История показывает, что теории живут, развиваются и даже процветают, невзирая на противоречия с экспериментальными данными. Приведём конкретный пример. В 1788 году великий Лагранж писал об уравнениях Эйлера: «Мы обязаны Эйлеру первыми общими формулами для движения жидкостей. записанными в простой и ясной символике частных производных. Благодаря этому открытию вся механика жидкостей свелась к вопросу анализа, и будь эти уравнения интегрируемыми, можно было бы в любом случае полностью определить движение жидкости под воздействием любых сил.». Надежды Лагранжа не оправдались: в ряде случаев уравнения Эйлера были проинтегрированы, но результаты расчётов резко расходились с наблюдениями. Привело ли это к отказу от уравнений Эйлера? Ни в коем случае.

Вот что пишет по этому поводу известный американский математик и гидродинамик Г. Биркгоф: "В гидродинамике такие несомненные противоречия между экспериментальными данными и заключениями, основанными на правдоподобных рассуждениях, называются парадоксами. Эти парадоксы были предметом многих острот. Так недавно было сказано, что в девятнадцатом веке «гидродинамики разделялись на инженеров-гидравликов, которые наблюдали то, что нельзя было объяснить, и математиков, которые объясняли то, что нельзя было наблюдать». Как мы видим, гидродинамика не только существует, но даже способна шутить. «Теперь обычно заявляют, – продолжает Биркгоф, – что подобные парадоксы возникают из-за отличия реальных жидкостей, имеющих малую, но конечную вязкость, от идеальных жидкостей, имеющих нулевую вязкость.» Итак, все дело опять в идеальных объектах, без которых и нельзя, вероятно, построить теорию.

Очевидные недостатки фальсификационизма Поппера пытался преодолеть И. Лакатос в своей концепции исследовательских программ. При достаточной находчивости, полагает он, можно на протяжении длительного времени защищать любую теорию, даже если эта теория ложна. «Природа может крикнуть: „Нет!“, но человеческая изобретательность. всегда способна крикнуть ещё громче». Поэтому следует отказаться от попперовской модели, в которой за выдвижением некоторой гипотезы следует её опровержение. Ни один эксперимент не является решающим и достаточным для опровержения теории.

В чем же суть концепции Лакатоса? «Картина научной игры, – пишет он, – которую предлагает методология исследовательских программ, весьма отлична от подобной картины методологического фальсификационизма. Исходным пунктом здесь является не установление фальсифицируемой. гипотезы, а выдвижение исследовательской программы». Под последней понимается теория, способная защищать себя в ситуациях столкновения с противоречащими ей эмпирическими данными. В исследовательской программе Лакатос выделяет её ядро, т. е. основные принципы или законы, и «защитные пояса», которыми ядро окружает себя в случаях эмпирических затруднений.