Илья ШТЕМЛЕР - BREAKFAST ЗИМОЙ В ПЯТЬ УТРА

- Что же вы, гражданка Любовь Э-а? - сварливо прогундел знакомый голос инспектора. - Приходили? Когда? - Голос подобрел - стало быть, Люба «послушалась», раз приходила. - Ладно. Жду вас завтра, с документами. Завтра не можете? Пойду вам навстречу - приходите послезавтра, в среду. Но это последний срок. В среду, в одиннадцать часов. Хорошо? Ровно в одиннадцать. Я специально буду вас ждать. До свидания.

Люба положила трубку. Теперь надо вести себя осторожно. Никому ни слова. Ни отцу, ни брату, который тоже не одобрял Любину затею и мог проговориться отцу, ни бывшему мужу с его родственниками… Прожита целая жизнь, и не на кого положиться, только что позвонить старому студенческому приятелю. Она оглядела спящие на полу баулы «дальнего багажа», приготовленные для таможенного досмотра. Шесть зеленых баулов хранили в своем чреве все, что нажито за двадцать семь лет жизни, на что можно было бы опереться в чужой, пугающей своей незнакомостью стране. И все это необходимо… оставить. В самолет придется взять лишь ручную кладь - пять килограммов. Мальчикам ручная кладь не полагается, они вписаны в Любин билет, правда, с местами в салоне.

В аэропорт Пулково Люба приехала на такси. С детьми и пластиковой сумкой, набитой детским нательным бельем; из собственных вещей она взяла лишь маленькую косметичку. Тоненькая, стройная, юная, точно старшая сестра двух сероглазых мальчиков, не по возрасту серьезных и тихих…

Суровая таможенница с подозрением взглянула на Любу, перевела глаза на ребятишек, шмыгнула пупырчатым носом и остановила строгий взор на пластиковой сумке, помолчала и вновь обратилась к списку отбывающих на ПМЖ - постоянное место жительства.

- Что-то я вас здесь не нахожу, - с непонятной злостью произнесла таможенница.

- Мы не проходили досмотр «дальнего багажа». - Люба старалась выглядеть спокойной. - У меня состоятельная тетя в Израиле, нам не нужны лишние вещи.

- Это что? Одна ручная кладь на троих? И весь ваш багаж? - Голос таможенницы густел. - Что-то подозрительно. Первый раз вижу таких пассажиров, точно после пожара… Впрочем, от вас, предателей, всего можно ждать, - неожиданно заключила таможенница и базарно добавила: - Тетка в Израиле, видите ли, у нее! Знаем ваших теток, вранье одно.

- Послушайте… - Ярость Любы на мгновение подавила ее страх. - Вот мои документы, вот мои билеты, вот моя ручная кладь. А что касается предательства… - Люба умолкла. Она могла сказать этой службистке, кто предатель в этой стране: те, кто уезжает, или те, кто, присвоив себе страну, создал такую жизнь, при которой люди толпами бегут за рубеж, бросаются головой в омут, а те, кто остается, завидуют тем, кто уезжает. Да и ты сама, коза сторожевая, дай тебе волю - дунула б отсюда как ошпаренная…

К стойке приблизился мужчина в форме, молодой, курносый, с красным усердным лицом. Он тронул таможенницу за плечо и приказал сходить в спецотсек, где какую-то пассажирку досматривают «по женской части» и требуется присутствие женщины-таможенницы. «Коза сторожевая» зыркнула на Любу желтыми глазами, бросила на стойку авторучку и ушла.

Заменивший ее таможенник, разгоряченный экзекуцией в спецотсеке, брезгливо пробежал взглядом Любины документы и подписал декларацию…

Самолет вырулил на взлетную полосу и остановился, воя форсажем двигателей. Запутавшись в стременах ремней безопасности, мальчики тянулись к иллюминатору. Они впервые в жизни летели самолетом. Люба прикрыла глаза, откинулась на спинку кресла и стиснула пальцами подлокотники. Только сейчас Любу пронзила мысль о том, что она навсегда покидает страну, где прошло детство, юность, студенческая жизнь, замужество, рождение мальчиков, где находится могила мамы. Пронзила мысль, что не обняла на прощание отца-упрямца, брата, людей, которые ее любили. Они и не знают, что Люба уже не с ними. Люба покидала Родину. Практически без денег, со скудной ручной кладью, с мальчиками… Веки покалывали слезы, что медленно, остужая ноздри, крались к подбородку. В самые тяжкие минуты последних дней Люба не позволяла себе слез… Гу л двигателей набрал самую высокую ноту. Самолет дрожал от скованной до поры мощи. Наконец двинулся с места, стремительно набирая скорость. Мгновение, и под крылом провалились в пропасть кукольные башенки Пулковской обсерватории, по нитке Пулковского меридиана догоняли друг дружку жуки-автомобильчики, в тумане пряталась Средняя Рогатка с двумя пиками высотных домов и обелиском Победы в центре, прозванном народом «стамеской»… И Любу охватила истерика. Безудержная, громкая, с хрипом, что вырывался, размежая стиснутые губы, с надсадным бабьим воем и всхлипом. Истерика, вобравшая в себя все тревоги, все отчаяние последних дней и последних восьми лет… Мальчики теребили ремни безопасности, пытаясь дотянуться до Любы. «Мама, ну мама!» - Мальчикам было неловко перед незнакомыми людьми, которые старались разглядеть Любу поверх спинок кресел. Кто-то сочувствовал: плачь, плачь, у всех такое сейчас горе. А кто-то, наоборот, смеялся: если так убиваешься, зачем уезжаешь? - нам хорошо, мы покидаем прошлое с радостью…

Подбежала встревоженная стюардесса, в руке ее темнел пузырек с валерьянкой…

Пассажиры-эмигранты - особая семья. Это потом, на далеких землях, каждый из них уйдет в свою жизнь, проявит истинный характер, покажет зубы и когти или, наоборот, доброту и ум, а сейчас, оторопевшие от того, что наконец свершилось, объединенные общей судьбой, они испытывали симпатию друг к другу, точно выпускники на последнем школьном балу. Потребность поделиться историей своей эмиграции, раскрыться, облегчить душу стала почти физической необходимостью. Хотели еще раз убедиться - правильно ли мы поступили, не сделали ли рокового шага?! Благодаря долгому хождению на улицу Желябова многие знали друг друга лично, и почти все знали друг друга в лицо. Знали и Любу. Тревога, страх, унижение, испытанные при прохождении таможенного досмотра, сейчас волновали всех больше, чем память о многолетних хождениях на улицу Желябова, как боль свежей раны…

- Усадили мою Розу в гинекологическое кресло и начали искать бриллианты, - хохотал какой-то усач. - Идиоты. Если бы у Розы там были бриллианты, я добывал бы их всю ночь!

- Хулиган, босяк, - благодушно смеялась Роза. - Если бы там у меня были бриллианты, видел бы ты меня своей женой!

- А моего дядю Наума… Послушайте, послушайте, - рвался со своим сообщением молодой человек в черной бархатной ермолке. - Моего дядю Наума осматривал проктолог.

- И что он там нашел? Бриллианты? - пискнул кто-то от иллюминатора.

- Застарелый геморрой! - ответил молодой человек в ермолке. - Дядя даже об этом не знал.

- Новый метод добычи алмазов. Из наших задниц. Тема кандидатской диссертации сотрудника таможни, - ликовал усач. - Поэтому такая богатая страна!