Ф Зелинский - Религия эллинизма

Во-первых, каждый грек, откуда бы он ни происходил, нашел в Исиде свою родную богиню, в Сараписе – своего родного бога. Что Исида была Деметрой, это мы уже видели; но она же была Афродитой Морской для коринфского купца, которого она благословляла в опасный путь через Архипелаг; она же Герой-Вершительницей охраняла брачную жизнь замужних женщин, она Артемидой облегчала их родильные муки, и так далее; даже с Великой Матерью она дала себя отождествить, когда прозелитизм также и этой анатолийской богини повел к ее столкновению с ней. Столь же всеобъемлющим божеством был и ее супруг Осирис-Сарапис. Его кумир, как мы видели, изображал ею, как Аида-Плутона; но этот бог не пользовался в Греции особенно распространенным культом и даже в самом Элевсине играл довольно второстепенную роль. Там мужским членом троицы был, как мы видели, Дионис; и действительно, Диониса признал в Осирисе еще Геродот задолго до учреждения александрийского культа. Это значение осталось за Осирисом-Сараписом и впредь, причем, орфики могли припомнить, что и их первозданный Дионис-Загрей был растерзан Титанами, как Осирис – Тифоном и молиться на том свете, чтобы "Осирис уделил им холодной воды" памяти и сознания. Но, кроме того, он был по своему первоначальному значению Гелием-Солнцем, и это значение со временем опять станет преобладающим – недаром он, явившись во сне царю Птолемею, в пламени вознесся к небесам. Он же и Посейдоном охраняет пловцов во время их плавания; он Асклепием исцеляет ищущих его помощи больных; он, наконец, превышает всех остальных богов своей силой, будучи Зевсом, супругом Исиды-Геры: "един Зевс-Сарапис", читаем мы много раз на передающих его любимое изображение резных камнях. "Един Зевс-Сарапис" – стоит запомнить эту формулу: она характерна и для этой эпохи, стремящейся уже к единобожию в иной форме, более простой и откровенной, чем та, в которой осуществила эту идею и исконная греческая религия и позднейшая религия Деметры (выше §10). Нам сохранена легенда, что в самый момент возникновения александрийского культа кипрский царь Никокреонт, обратившись к новому богу с вопросом, кто он, получил от него ответ: "Небо – моя глава, море – мое чрево, в землю упираются мои ноги; мои уши реют в воздухе, мои очи сияют солнцем". Это не очень наглядно, но идея Сараписа-всебога выражена ясно.

После древнегреческой радуги божественных проявлений, после собирания богов под укромной сенью деметриных таинств эта феокрасия – "смешение богов" – была следующим неизбежным шагом. Культ Исиды первый его совершил; при данном настроении эллинизма это был один из залогов его успеха.

Во-вторых, верующие нашли в культе Исиды и хорошо организованное, сильное и умное жречество, естественное наследие фараоновского Египта... Подлинно ли они его искали? Можно подумать, что вначале дело обстояло наоборот. Материалистически рассуждая, можно сказать, что жречество было, что оно требовало значительных затрат, и что необходимостью изыскать соответственные средства объясняется поразительный прозелитизм культа Исиды. Готов согласиться, что часть правды этим высказана; но интереснее другая. При многочисленности жреческого персонала было возможно гораздо более интимное, личное отношение жреца к посвящаемому, чем в древнегреческих культах с их немногими жрецами и жрицами; то, что там было случайным явлением, здесь могло стать правилом. Я нарочно не привлекаю самого подробного и яркого описания культа Исиды, которое нам сохранилось – одиннадцатой книги "Метаморфоз" Апулея: будучи написана к концу II в. по Р.X., эта книга изображает нам этот культ в его последнем римско-вселенском фазисе и, несомненно, содержит элементы, чуждые эпохе эллинизма. Но позволительно будет сослаться на слова героя о посвятившем его жреце, на его сыновнюю к нему нежность и сыновнее почтение – несомненно, представление о жреце, как о духовном отце, впервые осуществляется в культе Исиды. А что это значит, это поймет всякий.

Но кроме того, многочисленность жреческого персонала допускала и большую торжественность религиозных церемоний... Более внушительную и радостную, чем древнегреческие процессии и хореи, чем ночь Дионисий и игры посвященных на светозарном лугу элевсинской Деметры? Этого бы я не сказал; но эпоха эллинизма вообще склонна заменять всенародную соборность виртуозностью специалистов, – и в искусстве, и в агонистике, и в религии. И в этом отношении жреческое богослужение с народом в качестве зрителя, а не участника, пожалуй, соответствовало новым требованиям. Не буду и здесь предвосхищать того изложения, которое должно найти себе место в пятом очерке, оставлю нетронутым описание Апулея; но и геркуланские фрески, относящиеся именно к эллинизму, в связи с литературными свидетельствами открывают нам многое. Служба Исиде была прежде всего постоянной: была утренняя служба "открытия дверей" храма, была и пополуденная. Открытие дверей... а древние греки его не знали? Нам случайно сохранился стих из потерянных "Жриц" Эсхила:

Благовествуйте! Мелиссы вблизи, дабы дом Артемиды открыть нам.

Если присутствующие приглашаются соблюдать благовещее настроение (euphemia) в то время как жрицы Артемиды, мелиссы (пчелы), будут открывать ее храм, то, значит, это открытие было богослужебным актом. Да, мы многое знали бы лучше, если бы нам было сохранено побольше творений этого питомца элевсинской Деметры. Но и теперь мы можем сказать, что и другой питомец той же Деметры, Тимофей элевсинский, знал, что он делал, вводя лишь такие обряды, которые имели параллели себе в исконно греческом богослужении.

Все же они были, по-видимому, в культе Исиды значительно сложнее. В закрытый еще храм входили прислужницы, "будили" ее приветственной песнью, причесывали, одевали и затем лишь открывали храм, чтобы она могла принять своих почитателей. Завеса распахивалась; взорам верующих представлялась богиня. Без сомнения, ее утренняя служба состояла в значительной степени в исполнении пеанов – они так и называются – в честь нее, вроде тех, которые для нее сочинил Деметрий Фалерский, поэт-философ; знаем еще, что молитвы сопровождались потрясанием "систра", звонка особой конструкции, по своему значению вряд ли многим отличавшегося от того, которым поныне сопровождается католическая литургия. – Каково было содержание вечерней службы, мы не знаем; вряд ли, однако, можно сомневаться, что песни и систр находили себе место и здесь.

Это была ежедневная служба, но кроме нее Исида имела свои ежегодные праздники. Опять-таки не будем предвосхищать того, что нам подлинно известно только для эпохи римской империи: мы не можем быть уверены в том, что веселый всенародный праздник "корабля Исиды" существовал уже в нашу. Но зато несомненно существовал праздник мистерий Исиды; и эти мистерии – это и было то третье и главное, чего в ее культе искали верующие.