Александр Фломастер - Игра правил

— Почему В всегда так уверен в произносимом? — рассуждал я. — На его овальном, всегда гладко выбритом кареглазом лице никогда нет гнетущего и разъедающего сомнения. Нет животного страха ошибиться. Он будто точно знает, как устроена жизнь. Знает, что ему нужно и как это наилучшим образом взять. Ему доступна какая-то непоколебимая платформа, несущая его сквозь бурлящие потоки разнообразия событий. Я так и не смог пошатнуть ни один из его устоев. Он с лёгкостью защищает и удерживает любую из выбранных позиций. Да и как он разговаривает со своими немногочисленными подчинёнными: сплошной поток уверенности в своих словах! Притом что самодовольства ему не занимать, но его уверенность всегда подкреплена аргументацией и пояснительной базой, оттого и не переходит в самоуверенность и самодурство. На любые возражения и вопросы сомневающихся он всегда даёт вразумительный и чёткий ответ, обосновывающий и доказывающий верность выбранного им пути. Не припомню за ним фразы «я прав, потому что я так считаю». Нет! Всегда лишь конкретика по существу излагаемого. За ясность ума и чёткое следование своей цели люди его и любят. Они преданы ему и выкладываются в его аудиторской конторе на все сто процентов. И огромную пекарню он открыл недавно, будучи уверенным в работоспособности своей задумки. Взял в кредит три здоровенных немецких печи, арендовал помещение, наладил сбыт через сети магазинов, и оно действительно сработало. Зарабатывает и процветает. А вечно сомневающихся неудачников все обходят стороной и не уважают… Как только Юма меня терпит?

Вдруг откуда ни возьмись мою голову посетила любопытная мысль:

— А может быть, люди совсем даже и не преданы В? Может быть, они вкалывают, потому что он умело ими манипулирует? Может быть, он находит на каждого верные рычаги давления и грамотно заставляет их работать на своё благо? Стыд… я даже здесь снова не уверен. Что я вообще знаю и знаю ли я что-нибудь вообще? Хотя, по-моему, это одно и то же: «что я вообще знаю» и «знаю ли я что-нибудь вообще» — это фразы несущие идентичную смысловую нагрузку. Так какой смысл в одной мысленной конструкции употреблять оба выражения? Ведь выходит обычная тавтология? В принципе, насчёт сомнений — не всё так однозначно! Ведь следуя философии Декарта… ой, — моё лицо перекосилось от отвращения к самому себе, — представляю, что бы сейчас сказал В: «Ты пока пофилософствуй и посомневайся вместе с Декартом, а я тем временем уверенно возьму от жизни всё, что мне нравится». Так, всё. Стоп! Мозг начинает закапываться в самоистязании. Нужно передохнуть.

Последовали бессмысленные прогулки из комнаты в комнату и попытки сосредоточиться на увиденных предметах.

— Нужно купить ещё один платяной шкаф, слишком много вещей не могут найти своего места и располагаются в неуместных частях квартиры, — мысль, за которую я смог зацепиться в стремлении заинтересоваться чем-нибудь ещё, кроме как откровенно слабыми переживаниями о сомнениях. Но тут я поймал себя на нежелании думать о шкафе и на понимании того, что усилия лучше сосредоточить на поиске причин моего некачественного мышления, а не на стремлении убежать от проблемы. Каково решение? — Идеальным было бы посмотреть на вопрос шире и так увидеть причины коллапса. Но этот вариант был недоступен: нервное напряжение и его следствие в виде раздражения не давали возможности выйти за рамки дискретного мышления и намертво связывали меня с фрагментом нынешней действительности. Оставалось лишь заправить мозг порцией полезных веществ и всё-таки попытаться реализовать озвученный вариант «посмотреть на вопрос шире». Чайная ложка красной икры отлично справилась бы и перезагрузила мозг, но остатки икры были доедены во время вчерашнего завтрака. Варианты? Миндаль, стоящий на холодильнике в стеклянной банке с оранжевой крышкой. Если к нему заварить вон те недавно купленные Юмой шарики какого-то развесного зеленого чая — будет самое то! Точно, миндаль с чаем вполне сойдёт.

Решение любой проблемы сопровождается приятными ощущениями. Как бы меня сейчас поправили повсеместно появившиеся знатоки нейрохимии мозга — «выбросом дофамина». Но не суть. Даже понимание элементарной способности «успокоиться» дало на выходе замечательное состояние некой гордости за свои заслуги и ощущение «не зря прожитого дня». Захотел успокоиться — взял и успокоился. Я молодец! Причём я полностью отдаю себе отчёт в относительной эфемерности «заслуги». Потому что в действительности я по сути ничего нового не решил и ничего полезного не сделал. Я просто прошёл по кругу, вернувшись в изначальную точку. Тем не менее меня не покидало приятное ощущение выполненного дела.

— Идея! — обрадовался я. — А может быть, иногда намеренно создавать глупые микропроблемы, чтобы, решая их, чувствовать себя замечательно? — наслаждение от мнимой оригинальности придуманного моментально сменилось тучным принятием действительности. — Так ведь все люди именно так и живут всю жизнь, — сразу же подумал я, — каждодневно решая создаваемые самим собой глупые микропроблемы. Ничего нового я, к своему великому разочарованию, не изобрёл. А просто озвучил давно известную жизненную истину о самостоятельном заработке всех своих проблем. Какая-то бессмыслица… — Не успел я начать новый виток рассуждений, как его оборвал раздавшийся в дверь звонок.

— Я понимаю, — спешно выдал с порога Мотя, — что мы давно не виделись и необходимо формальное затянутое приветствие с дежурными вопросами. Но мы всегда на связи, и со всеми важными нюансами твоей жизни я знаком. Плюс, зная тебя, мне понятен качественный уровень твоих решений за то время, пока я детально не вникал в твою жизнь. Следовательно, что и как у тебя происходит в жизни, я знаю с вероятностью более чем восемьдесят семь процентов. А для удовлетворения любопытства такой вероятности мне вполне достаточно. Поэтому давай я сразу начну с интересного нам обоим.

Удивительным образом Мотя казался одновременно и растерянным и сосредоточенным. Как человек аккуратно и медленно несущий перед собой в двух руках нечто крайне ценное, что можно с лёгкостью обронить, разлить или разбить. В его глазах читалось метание между боязнью не смочь в целости донести это нечто и сосредоточенностью от понимания важности того, что он принёс.

— Тейлор Свифт? — с поддельным безразличием на лице моментально вставил я.

— Да нет же, причём тут Тейлор Свифт? — впопыхах отнекивался Мотя.

— Я недавно вывел интересное наблюдение, — сменив торопливый тон на размеренный, я с искренним удовлетворением на лице начал излагать задуманное. — Если человек мысленно на чём-то очень сосредоточен, то он неспособен адекватно реагировать на сарказм. Потому что в момент обработки какой-то мысли любая иная поступающая извне информация воспринимается критически и оценивается исключительно с точки зрения логики. Человеку, витающему в своих мыслях, можно говорить откровенную околесицу, и он будет разбирать её с задумчивым лицом, отвечая на поставленные в ней задачи на полном серьёзе. Поэтому можно очень просто проверять собеседника: с тобой ли он, слушает ли он тебя на самом деле или поддерживает нить разговора на автомате, думая о чём-то своём. Закидываешь собеседнику простой как огурец откровенный сарказм, и смотришь на его реакцию. Если сразу раскусил — значит, он с тобой. Если начинает рассуждать и вникать — значит, человек в своих мыслях и ему нет дела до твоих слов. Он в них не вникает, слушая тебя поверхностно, а его голова заполнена своими мыслями. Как ты, например, сейчас, на мой нелепый вопрос о Тейлор Свифт.