Игорь Гарин - Ницше

Другой религиозный мыслитель, пытаясь вернуть жизни утрачиваемую ею духовность, попытался слить воедино несовместимое: ницшеанство и христианство. Что получилось? Воля к могуществу обернулась волей к совершенству, мораль господ — ответственностью, абсолютным господством над страстями.

Вернувшийся после мировой бойни Заратустра Германа Гессе проповедовал не агрессивный нигилизм, а уединение, сосредоточенное осмысление, самоопределение и автономию личности.

С философа героического реализма начинается второй Ренессанс — глубинное Возрождение мифологического сознания, именуемое декадансом: постижение неизменных, антиисторических, иррациональных начал жизни. Взамен эволюции — цикличность и повторяемость, взамен прогресса — вечный возврат, взамен легкости преобразования — констатация неизменности первооснов — все компоненты древнего мифа, но уже не бессознательного, а осознанного, а потому активного, творческого, преобразующего.

Новый виток борьбы: теперь уже со стадностью, омассовлением, нивелировкой. После Ницше большая плеяда мудрецов — крупнейшая с античных времен — увидит свое призвание в том, чтобы «изобразить ужасное порабощение индивидуальности мстительным, ревнивым и властным мышлением массы, страшное, смертельное напряжение, необходимое, чтобы сопротивляться засасывающей силе всеобщей лжи».

Родоначальник современной мифологии, Ницше предвосхитил Бергсона, Фрейда, Юнга, Джойса, Элиота, Ортегу — не только сверхсоциальностью и психологичностью, но подсознательностью, архетипичностью, глубиной. Он открыл входы в пещеры человеческих душ и в заваленные штольни, куда до него никто не смел опускаться.

Можно без преувеличения сказать, что к Ницше восходит современная эпистемология, философия знания и науки.

Крах классической науки и идеалов эпохи Просвещения привел философию в замешательство: с новой физикой и математикой в философию вернулась вечная проблема достоверности знания и критериев различения достоверного знания от блужданий в «лабиринте языка» (Л. Витгенштейн). Новые ответы заполнили весь возможный спектр мнений от истины Ницше, тождественной лжи, до философии истины как процесса и виртуозных языковых построений аналитической и лингвистической философий.

М. Фуко:

Ницше говорил об истине, что это — самая глубокая ложь. Кангилем, одновременно и далекий, и близкий Ницше, сказал бы, вероятно, иначе: что в огромном календаре жизни истина — это только самая последняя ошибка. Или, точнее, что разделение истинного и ложного, как и особая ценность, приписываемая истине, представляет собой наиболее оригинальный способ жить, какой только смогла изобрести жизнь, изначально и в самом своем основании несущая возможность ошибки. Для Кангилема ошибка — это вездесущая случайность, вокруг которой накручиваются и история жизни и становление внутри ее человека.

Для Канта и всей философии XVIII века «естественной логикой» был поиск оснований истины, для новообращенных века XX — констатация познания как истории ошибок и заблуждений (на французском языке слово «erreur» означает как «ошибку», так и «заблуждение»). Познание не столько открыто истинам мира, сколько укоренено в ошибках разума. На место философии истины лучше поставить философию ошибки, заблуждения. Ошибка, заблуждение — не редкие дефекты истории познания, а некое измерение, присущее самой жизни рода человеческого и всей истории разума.

Само развитие философии и науки привело к понятию философии процесса, к осознанию эволюции знания (истины или ошибки). Раз наука и философия находятся в вечном состоянии становления, факт или истина могут быть поняты только как текучесть, fieri.

Только «fieri» составляет факт. Всякой сущности (или объекту), которые наука пытается зафиксировать, предстоит вновь раствориться в потоке становления. В конечном счете, только о становлении и о нем одном можно сказать: «оно есть (факт)». Следовательно, единственное, что мы имеем право и можем искать — это закон данного процесса.

Сказанное относится к развитию точных наук и к развитию философских представлений о самой истине (к гносеологии и эпистемологии):

Если мы сравним, например, систему доказательств современных логиков с доказательствами, которыми удовлетворялись те, кого мы сегодня называем «великими предками» — Уайтхед и Рассел, — то обнаружим значительно возросшую строгость рассуждений. Работы современных математиков, которые с помощью «рефлексирующей абстракции» извлекают новые операции из уже известных или новые структуры из предшествующих структур, привели к обогащению фундаментальных понятий, не противореча им, но реорганизуя их самым неожиданным образом. Известно, что в физике не осталось ни одного принципа, который не изменил свою форму и содержание. Законы, казалось бы, наиболее твердо установленные, стали в определенной степени относительными, заняв новое место в системе в целом. В биологии, где точность еще не достигла такой степени и где важнейшие проблемы все еще не решены, происшедшие перемены также впечатляющи.

Основополагающая идея «Процесса и реальности» Уайтхеда состоит в том, что человеческий опыт — принадлежащий природе процесс, имеющий собственное физическое существование. Отсюда, с одной стороны, отказ от философской традиции, определявшей субъективный опыт в терминах сознания, мышления, чувственного восприятия, и, с другой — синтез проблемы человеческого опыта и физических процессов эволюции мира.

Как не амбициозна уайтхедовская программа соединения философии и естествознания, единого описания всех форм существования — от объектов познания до функционирования последнего, — Уайтхед лучше многих других сознавал, что эволюция мира (химических элементов, космических объектов, жизни духа) не могла бы быть познана, если бы не менялось само познание. Эволюция, по Уайтхеду, это синтез становящегося и неизменного, потока и берегов.

Задачу философии Уайтхед видел в том, чтобы совместить перманентность и изменение, мыслить вещи как процессы, показать, как становящееся, возникающее формирует отдельные сущности, как рождаются и умирают индивидуальные тождества… Уайтхед убедительно продемонстрировал связь между философией отношения (ни один элемент природы не является перманентной основой изменяющихся отношений, каждый элемент обретает тождество из своих отношений с другими элементами) и философией инновационного становящегося. В процессе своего генезиса все сущее [включая познание] унифицирует многообразие мира, поскольку добавляет к этому многообразию некоторое дополнительное множество отношений. При сотворении каждой новой сущности «многое обретает единство и растет как единое целое».