Игорь Гарин - Ницше

Нам еще предстоит убедиться, что Ницше принадлежит множество пророчеств. Ему удалось лучше других разглядеть лик самого трагического века в человеческой истории и рассказать «историю грядущего». Уже в заглавии первой книги он предугадал также и свою страшную судьбу — рождение трагедии (безумия) из духа музыки, этой последней его связи с жизнью и культурой. Как бы следуя собственному принципу «вечного возврата», певец жизненной мощи сам обратился в беспомощного ребенка…

Вот как описал Карл Бернулли визиты матери Ницше с больным сыном к друзьям:

Когда г-жа Ницше посещала Гельцеров, она по обыкновению приходила вместе со своим сыном, который следовал за нею, как дитя. Чтобы избежать беспокойств, она вела его в гостиную и усаживала возле двери. Потом она подходила к роялю и брала несколько аккордов, отчего он, набравшись мужества, потихоньку приближался к инструменту сам и начинал играть, поначалу стоя, а после на стульчике, куда его усаживала мать. Так он «импровизировал» часами, в то время как г-жа Ницше в соседней комнате могла оставлять своего сына без присмотра и быть спокойной за него ровно столько времени, сколько продолжалась игра на рояле.

А. Белый:

Последние годы жизни Ницше тихо молчал. Музыка вызывала улыбку на его измученных устах… пятнадцать лет [15] А. Белый допускает неточность: «тихое молчание» продолжалось менее 12 лет. просидел Ницше — изобретатель взрывчатых веществ — на балконе тихой виллы, с разорванным мозгом. И теперь проезжающим показывают то место на балконе, где часы просиживал сумасшедший Ницше.

Еще при жизни пациента базельской и йенской лечебниц для душевнобольных вокруг философа вместе с зарождающейся славой возникла подозрительная, дурно пахнущая возня, трагически завершившаяся канонизацией великого мыслителя нацистской церковью сатаны.

Началось с абсурдных проектов излечения автора «Заратустры». Первым спасителем «прометеевской души» стал Юлиус Лангбен, автор библии германского шовинизма. Сумасбродная затея этого «психиатра» состояла в том, чтобы внушить несчастному философу, будто он германский принц, которого надлежит отвезти в Дрезден и создать вокруг него «королевский двор», главным министром которого должен был стать сам Лангбен. Идея оказалась достаточно «безумной», чтобы получить поддержку, и только решительным вмешательством Франца Овербека удалось пресечь это глумление.

Подобная бредовая идея почти одновременно возникла у Альфреда Шулера, мюнхенского мистагога, близкого к кругу поэта С. Георге. Спекулируя на «танце» Заратустры, этот «космик» предложил посетить больного в лечебнице и исполнить перед ним корибантскую пляску, которая просветлит мыслителя. Жалкая затея сорвалась по причине отсутствия средств на приобретение танцевального реквизита — доспехов, которым отводилась важная роль в излечении…

Лангбен и Шулер вписали свои имена в списки предтеч и духовных отцов гитлеризма, а Шулер, по ряду сведений, оказал и непосредственное личное влияние на слушавшего в 1922 г. его лекции Гитлера. Появление этих фигур в самом преддверии культурной канонизации ницшевского наследия глубоко символично; здесь, пожалуй, и следовало бы искать камертон, по которому настраивалась печальной памяти деятельность «Архива Ницше», этого центра едва ли не всех последующих фальсификаций ницшевской философии… Руководство «Архивом» взяла на себя Элизабет Фёрстер-Ницше, сестра философа.

В августе 1896 года завладевшая архивом брата Элизабет Фёрстер перебралась в Веймар и принялась за беззастенчивую фальсификацию — подготовку к печати несуществующей книги «Воля к власти», о чем речь впереди. Параллельно она работала над биографией Фридриха Ницше, ставшего к этому времени знаменитым. Сам брат, погруженный в прострацию, не заметил ни переезда семьи в Веймар, ни смерти матери, скончавшейся в апреле 1897 года.

В конце августа 1900 года Фридрих Ницше заболел воспалением легких. Он тихо скончался в полдень 26 августа последнего года века [16] Ницше умер в клинике Отто Бинсвангера, дяди Людвига Бинсвангера, близкого друга Зигмунда Фрейда. . Ушел философ и поэт, возвестивший новые пути человеческого духа, человек трагической судьбы, чье творческое наследие стало предметом множества фальсификаций. Загнанный в угол при жизни, он был извращен и оболган после смерти. Судьба оказалась немилосердной не только к нему самому, но и к его творчеству.

Первое немецкое издание собрания сочинений Ф. Ницше, завершившееся в 1899 году, несет на себе демоническую тень Э. Фёрстер-Ницше. Карлу Шлехте и особенно Джорджо Колли и Маццино Монтинари пришлось проделать титаническую работу открытия подлинного Ницше — восстановления текстов философа в их первоначальном виде. Гневные филиппики великого немецкого философа в адрес соотечественников оказались пророческими: немцы опомнились от чада фальшивок лишь тогда, когда в 1964-м в Италии появились первые тома издания Колли — Монтинари. Карл Лёвит первый осознал скандальность ситуации, уговорив издательство Walter de Gruyter выкупить право «на опубликование нового критического [исправленного] Полного собрания сочинений немецкого философа Фридриха Ницше на языке оригинала у французского издательства Gallimard и итальянского издательства Adelphi».

Похоже, Ницше провидел и это: «Пусть же немцы еще раз бессмертно ошибутся во мне и увековечат! Для этого как раз есть еще время! — Достигнуто ли это? — Восхитительно, господа германцы! Поздравляю вас…»

Трудно оспорить главный аргумент ницшефобии — разрушительность гения, ниспровержение им всего общепринятого, общеобязательного, соборного. Ницше действительно великий разрушитель, но чего? Все разрушители, по самому большому счету, делятся на две группы — вандалов, варваров, способных к «чистому разрушению», и гениев-матерей, сокрушающих общую веру ради более глубокой новой. За каждой новой парадигмой стоит такой «разрушитель», будь то Ницше, Достоевский, Фрейд, Эйнштейн. В этом ряду Ницше отличается лишь тем, что притязал ни много ни мало — на тотальность, на переоценку всех ценностей, на пересмотр всего общеобязательного и общепринятого. Никто не утверждает, что столь глобальная задача удалась ему полностью, но то, что удалось многое, сомнению не подлежит — свидетельство тому громкость и продолжительность лая Верных Русланов, не ослабевшего вплоть до нашего времени.