Платон - Собрание сочинений. Том 2

Древнейшее происхождение Эрота (178Ьс); величайший моральный авторитет и ни с чем не сравнимая жизненная сила бога любви (178с — 179Ь): «любящий божественнее любимого, потому что вдохновлен богом», а любимый благороден своей преданностью любящему (179с - 180Ь).

Так как ничто само по себе ни прекрасно, ни безобразно (181а, 183d), то критерием прекрасного Эрота служит происхождение его от, Афродиты Небесной в отличие от вульгарного Эрота, сына Афродиты Пошлой (180d). Небесная любовь есть любовь к мужчине, который прекраснее, умнее женщины (181cd), т. е. достойная и благородная любовь к юноше (181е — 182а). Влюбленному все позволено (182d — 183с), но только в сфере души и ума, бескорыстно, ради мудрости и совершенства, а не ради тела (183е — 185с).

После эпизода с икотой Аристофана (185с — е) Эриксимах говорит о наличии Эрота не только в человеке, но и во всей природе, во всем бытии (185е — 186d). Разделение двух Эротов должно подчиняться необходимости для них быть в постоянной взаимздей гармонии, и это касается не только медицины (186е), но и гимнастики и музыки (187а — е). Благодетельность двух Эротов возможна только при условии их гармонии также и в смысле правильного чередования времени года и полезного для человека состояния атмосферы (188ab). Наконец, жертвоприношения и гадания тоже являются актами любовно-гармонического единения людей и богов (188с — е).

После шутливого пререкания с Эрикеимахом (189ab) Аристофан сочиняет миф о первобытном существовании людей одновременно в виде мужчин и женщин, или в виде андрогинов (189d — 190b). Поскольку люди в этом виде были очень сильны и злоумышляли против Зевса, последний рассекает каждого андрогина на две половины, разбрасывает их по всему миру и заставляет их вечно искать друг друга для восстановления их прежней полноты и могущества (190с — 192е). Поэтому Эрот есть стремление рассеченных человеческих половин одна к другой ради восстановления целостности, что, однако, возможно при условии почитания богов, которые в случае нашего нечестия могут рассечь нас на еще более мелкие части (193а — d).

После небольшой интермедии (193е — 194d) Агафон в отличие от предыдущих ораторов перечисляет отдельные существенные свойства Э-рота: красоту, вечную молодость, нежность, гибкость тела (195а — 196а), совершенство, непризнание им никакого насилия, справедливость, рассудительность и храбрость (196b — d), мудрость как в муси- ческих искусствах (196de), так и в порождении всего живого (197а), во всех искусствах и ремеслах (197ab) и в упорядочении всех дел богов (197Ь). Перечисляются и разные другие прекрасные и совершенные свойства Эрота (197с — е).

I. Пролог речи (199с — 201с). Поскольку всякое стремление есть стремление к чему-нибудь, чем не обладаешь, а Эрот есть стремление к красоте и благу, то Эрот сам по себе еще не есть красота или благо.

2. Срединная природа Эрота как сына небесного Пороса — Богатства и земной Пении — Бедности (201d — 204d).

3. Вытекающая отсюда цель Эрота: овладение благом, но не каким-нибудь отдельным, а всяким благом и вечное обладание им (204d - 206а).

4. А так как вечностью нельзя овладеть сразу, то люди овладевают ею постепенно, т. е. зачиная и порождая вместо себя другое. Значит, Эрот есть любовь к вечному порождению в красоте ради бессмертия, к порождению как телесному, так и духовному (206Ь — 207а), включая любовь к поэтическому творчеству и общественно-государственному законодательству (207Ь — 209е).

5. Учение об эротической иерархии: от одного прекрасного тела ко всем прекрасным телам, отсюда — к прекрасным душам, от душ — к наукам и от отдельных наук — к пределу всех наук, к идее прекрасного, которая уже не подвержена никаким изменениям, но существует вечно и неизменно (210а — 212а).

6. Заключение. О необходимости почитать Эрота (212Ьс).

Инцидент с Алкивиадом, который ворвался на пир Агафона в пьяном виде и в окружении буйной ватаги (212d — 215а).

Сравнение Сократа с силенами и сатиром Марсием (215Ь). Сократ пользуется для завораживания слушателей не флейтой, а речами, заставляя жить людей по-новому и стыдиться своих неблаговидных поступков (215с — 216с).Характеристика иронии Сократа не только в его речах, но и в его личных отношениях с Алкивиадом (216d — 219е).Небывалая физическая выносливость Сократа и его героическое поведение на войне (219е — 221с).Заключение. О ни с чем не сравнимой индивидуальности Сократа и снова о его иронии (221с — 222Ь).

1) Прежде всего обращает на себя внимание необычайная логическая последовательность как в пределах каждой из семи речей, так и в соотношении всех речей. Но эта логическая последовательность легко может представиться читателю «Пира» мнимой, если он не учтет множества разного рода недоказанных предпосылок, малопонятных в настоящее время, но вполне очевидных во времена Платона.

Первая речьг а именно речь Федра,, пока еще лишена аналитической силы и выставляет только самые общде свойства Эрота, о которых все тогда говорили, начиная с времен безраздельного господства мифологии. Так как объективный мир представлялся в древности максимально конкретным и максимально чувственным, то нисколько не удивительно, что все движения в мире мыслились в виде результата любовного влечения. Говорим же мы о всемирном тяготении, которое представлялось очевидным и в те времена, но только как тяготение любовное. Поэтому неудивительно, что Эрот трактуется- в речи Федра как принцип и максимально древний,, и максимально могущественный. Стоит только учесть мифологическую природу древнего мышления, как вся речь Федра представляется нам и логичной, и последовательной, и самоочевидной.

2) Ясно, однако, что даже е тогдашней точки зрения подобная теория Эрота представлялась слишком уж общей и чуждой всякого анализа. Естественнее всего было различить в Эроте высшее и низшее начало. Мифология подсказывала, что высшее есть нечто пространственно высшее, т. е. небесное; а традиционное для античного мира учение о превосходстве мужского над женским (для нас это сейчас только остаток эпохи патриархата) подсказывало, что высшее — это обязательно мужское. Значит, ясно, что высший Эрот — это любовь между мужчинами. А так как ко времени Платона уже давно научились отличать психическое от телесного и ценить первое выше второго, то мужская любовь и оказалась в речи Павсавия любовью максимально духовной. Историк философии прекрасно понимает всю неизбежную логичность речи Павсания, формулирующей нам непонятное уже теперь тождество небесного, мужского и духовного.