Паулу Фрейре - Педагогика угнетенных [litres]

Лишь диалог, требующий критического мышления, также способен генерировать его. Без диалога нет коммуникации, а без коммуникации не может быть настоящего обучения. Обучение, способное разрешить противоречие между учителем и учеником, возможно лишь в ситуации, где они оба направляют свой акт познания на объект, служащий посредником между ними. Таким образом, диалогический характер обучения как проявления свободы начинается не тогда, когда учитель-ученик встречается с учениками-учителями в ситуации преподавания, а когда первый сначала спрашивает себя, о чем он будет вести диалог с последними. А задуматься о содержании диалога, в сущности, значит задуматься о содержании учебной программы.

Для антидиалогического, «банковского» педагога вопрос содержания касается лишь программы, которую он будет излагать своим ученикам, и он отвечает на собственный вопрос, составляя собственную программу. Для диалогического педагога, ставящего проблемы, содержание образовательной программы – это не подарок и не установка – не кусочки информации, которые следует «внести на банковский счет» учеников – а скорее подготовленное для людей, организованное, систематизированное и разработанное «отображение» тех вещей, о которых они хотят знать больше [118] Во время долгой беседы с Мальро Мао Цзэдун заявил: «Вы знаете, что я уже долгое время утверждаю: мы должны ясно объяснять массам то, что мы беспорядочно получили от них» ( Andrê Malraux . Anti-Memoirs. N. Y., 1968. Р. 361, 362). Это утверждение содержит в себе целую диалогическую теорию того, как выстроить содержание образовательной программы, которое не может быть основано на том, что, по мнению педагога, будет лучше для учеников. .

Настоящее обучение не осуществляется индивидом А ради индивида Б или индивидом А об индивиде Б, а скорее А вместе с Б, причем посредником между ними выступает мир – мир, который впечатляет их обоих и бросает обоим вызов, давая начало взглядам и мнениям о себе. Эти взгляды, пропитанные тревогами, сомнениями, надеждами или отчаянием, подразумевают значимые темы, на основе которых может быть выстроено содержание образовательной программы. Желая создать идеальную модель «хорошего человека», наивно воспринятый гуманизм часто не замечает конкретной, настоящей ситуации, в которой существуют реальные люди. Истинный гуманизм, по словам Пьера Фертера, «заключается в том, чтобы позволить проявиться осознанию нашей истинной человечности, которое является условием и обязанностью, ситуацией и проектом» [119] Furter. Op. cit. P. 165. . Мы попросту не можем обратиться к трудящимся – будь то горожане или сельские жители [120] Последние, обычно помещенные в колониальный контекст, почти как плод, связанный пуповиной с матерью, связаны с миром природы, в отношении которой они чувствуют себя составными частями, нежели теми, кто ее формирует. , – отталкиваясь от «банковского» подхода, дать им «знания» или навязать им модель «хорошего человека», представленную в программе, содержание которой мы выбрали самостоятельно. Многие политические и образовательные планы провалились, потому что их авторы составляли их в соответствии со своими личными взглядами на реальность, ни разу не постаравшись учесть (разве что в качестве простых объектов своих собственных действий) людей, находящихся в этой ситуации, для которых якобы предназначалась их программа.

Настоящий педагог-гуманист и истинный революционер выбирает в качестве объекта действий реальность, которая должна быть преобразована им вместе с другими людьми, а не исключительно силами других людей. Угнетатели – это те, кто воздействует на людей, чтобы навязать им определенную идеологию и приспособить их к реальности, которая должна оставаться нетронутой. Однако, к сожалению, в своем желании заручиться поддержкой народа ради революционных действий революционные лидеры часто попадаются на крючок «банковской» стратегии при составлении программы от начала и до конца. Они предлагают крестьянам и городским рабочим проекты, которые соответствуют их собственному взгляду на мир, а не тому мировоззрению, которого придерживаются люди [121] «Работники культуры должны горячо и вдохновенно служить народу, должны быть тесно связаны с массами, а не отрываться от них. Чтобы установить тесную связь с массами, нужно исходить из потребностей масс, из их желаний. Во всякой работе для масс следует исходить из их потребностей, а не из каких-либо, пусть даже самых лучших, личных побуждений. Часто бывает, что потребность масс в определенных преобразованиях объективно уже существует, субъективное же сознание этой необходимости в массах еще не созрело, у них еще нет решимости, еще нет желания осуществить эти преобразования, и тогда мы должны терпеливо ждать; только когда в результате нашей работы массы в своем большинстве проникнутся сознанием необходимости, решимостью и желанием осуществить данные преобразования – только тогда следует их осуществлять; действуя иначе, рискуешь оторваться от масс. <���…> Здесь действуют два принципа: принцип реальной потребности масс, а не надуманной потребности, существующей только в наших головах, и принцип добровольного желания масс, решимости, проявляемой самими массами, а не решимости, которую мы проявляем за них» (Selected Works of Mao-Tse-Tung. Vol. III. The United Front in Cultural Work. October 30, 1944. Peking, 1967. P. 186, 187. Цит. по: Мао Цзэдун. Избранные произведения. Т. 4. М.: Издательство иностранной литературы, 1953. С. 423–428). . Они забывают, что их основополагающая цель – бороться с людьми плечом к плечу за возвращение их отнятой человечности, а не «привлекать народ на свою сторону». Этой фразе место не в словаре революционных лидеров, а в лексиконе угнетателей. Роль революционера – освобождать и быть освобожденным вместе с народом, а не пытаться привлечь его на свою сторону.

Представители доминирующей элиты в своей политической деятельности применяют «банковскую» концепцию, чтобы взращивать в угнетенных пассивность, что соответствует «погруженному» состоянию сознания последних, и пользоваться этой пассивностью, чтобы «заполнить» это сознание слоганами, которые еще больше усиливают страх свободы. Такая практика несовместима с по-настоящему освободительной деятельностью, в ходе которой слоганы угнетателей представляются как проблема, что помогает угнетенным «извергнуть» из себя эти слоганы. В конце концов, задача гуманистов уж точно не заключается в том, чтобы разводить собственные слоганы в противовес тем, что провозглашают угнетатели, чтобы в сознании угнетенных, словно на испытательном полигоне, квартировали слоганы то одной стороны, то другой. Напротив, задача гуманистов – помочь угнетенным осознать тот факт, что, оставаясь двойственными созданиями, внутри которых «живут» угнетатели, они не могут стать полноценными людьми.