Карлос Кастанеда - Сказки о силе

– Каким будет его зов?

– Я не знаю, его зов для тебя, а не для меня. Он будет касаться твоей воли непосредственно. Иными словами, ты должен использовать свою волю, чтобы узнать зов.

– Хенаро считает, что он должен сейчас удостовериться в том, что ты накопил достаточно личной силы и что он может заставить тебя включить твою волю, обратив ее в действующую единицу.

«Воля» – была другой концепцией, которую дон Хуан очень тщательно обрисовал, но не сделал ее ясной. Я понял из его объяснений, что воля являлась силой, которая исходила из района живота через невидимое отверстие ниже пупка. Отверстие, которое он называл «просвет». Воля намеренно культивировалась только магами. Она приходила к практикующим, окруженная загадкой и предположительно давала им способность выполнять необычные поступки.

Я заметил дону Хуану, что нет ни малейшего шанса, чтобы нечто столь неясное могло стать действующей единицей в моей жизни.

– Здесь ты ошибаешься, – сказал он. – воля развивается в воине, несмотря на любое сопротивление разума.

– Разве не мог дон Хенаро, будучи магом, узнать, готов я или нет, не проверяя меня? – спросил я.

– Конечно, мог, – сказал он. – но такое знание не имело бы никакой ценности или последствий, потому что оно никак не связано с тобой. Ты – тот, кто учится. Поэтому ты сам должен провозгласить знание силой, а не Хенаро. Хенаро интересует не столько его знание, сколько твое знание. Ты должен обнаружить работает или нет твоя воля. Это очень трудно сделать. Несмотря на то, что Хенаро или я знаем о тебе, ты должен самому себе доказать, что находишься в том положении, когда можешь провозгласить знание силой. Другими словами, ты сам должен быть убежден, что можешь использовать свою волю. Если это не так, значит ты должен убедиться в этом сегодня. Если ты не сможешь выполнить эту задачу, тогда заключением дона Хенаро будет то, что, несмотря на все, что он видит относительно тебя, ты еще не готов.

Я испытывал переполняющее меня волнение.

– Нужно ли все это? – спросил я.

– Это просьба Хенаро, и она должна быть выполнена, – сказал он твердым но дружелюбным тоном.

– Но какое отношение имеет ко мне дон Хенаро?

– Может быть сегодня ты это обнаружишь.

Я упрашивал дона Хуана, чтобы он вывел меня из этого невыносимого положения и объяснил все эти загадочные слова. Он засмеялся, похлопал меня по груди и пошутил насчет мексиканского грузчика, у которого огромные грудные мускулы, но он не может выполнять тяжелой физической работы потому, что его спина слаба.

– Следи за теми мышцами, – сказал он. – они должны быть не просто для вида.

– Мои мышцы не имеют никакого отношения к тому, что ты говоришь, – сказал я в скверном настроении.

– Имеют, – ответил он. – тело должно быть совершенством до того, как воля станет действующей единицей.

Дон Хуан опять отклонил направление моих расспросов. Я чувствовал беспокойство и раздражение. Поднявшись, я пошел на кухню и попил воды. Дон Хуан последовал за мной и предложил мне попрактиковаться в воспроизведении крика животного, которому дон Хенаро обучил меня. Мы пошли за дом, я сел на поленницу дров и ушел в воспроизведение этого крика. Дон Хуан сделал несколько поправок и дал мне несколько указаний относительно моего дыхания. Конечным результатом было состояние полной физической релаксации.

Мы вернулись на веранду и сели опять. Я сказал ему, что иногда чувствую раздражение к самому себе из-за того, что я так беспомощен.

– Ничего нет неправильного в чувстве собственной беспомощности, – сказал он. – все мы больше всего знакомы с ним. Вспомни, что мы провели целую вечность как беспомощные младенцы. Я уже говорил тебе, что в этот самый момент ты похож на младенца, который не может вылезти сам из колыбели и уж тем более действовать самостоятельно. Хенаро вынимает тебя из твоей колыбели, скажем, беря тебя на руки. Но ребенок хочет действовать, а поскольку он не может, он жалуется на жизнь. В этом нет ничего плохого, но индульгировать, протестуя и жалуясь – это совсем другое дело.

Он потребовал, чтобы я держался расслабленно и чтобы я задавал ему некоторое время вопросы до тех пор, пока не буду в лучшем состоянии ума.

На мгновение я потерялся и не мог решить, что спросить. Дон Хуан развернул соломенную циновку и сказал, чтобы я сел на нее. Затем он наполнил водой большую тыквенную флягу и положил ее в переносную сетку. Казалось, он готовился к путешествию. Он уселся опять и движением бровей велел мне задавать вопросы.

Я попросил его еще раз рассказать о бабочке. Он бросил на меня изучающий взгляд и усмехнулся.

– Это олли, – сказал он. – ты знаешь это.

– Но что такое олли? – спросил я. – что это в действительности?

– Невозможно сказать, чем в действительности является олли. Точно также, как невозможно сказать, чем точно является дерево.

– Дерево – это живой организм, – сказал я. – Мне это говорит немного, – сказал он. – я могу сказать также, что олли это сила, напряжение, я уже говорил тебе это. Но это мало что тебе сказало об олли. Точно также, как в случае с деревом, узнать, что такое олли, значит воспринять его. Несколько лет я старался подготовить тебя к монументальной встрече с олли. Ты, возможно, не понимаешь этого, но тебе потребовалось несколько лет подготовки для того, чтобы встретиться с деревом. Встретиться с олли – это то же самое. Учитель должен знакомить своего ученика с олли мало-помалу, крупица за крупицей. Ты с годами накопил большой запас знаний об этом и теперь ты способен собрать это знание вместе, чтобы ввести в свой опыт олли также, как ввел в свой опыт дерево.

– У меня нет ни малейшего понятия, что я делаю это, дон Хуан.

– Твой рассудок не осознает этого, потому что он не может принять возможность олли, начнем с этого. К счастью, совсем не разум собирает олли вместе. Это делает тело. Ты воспринял олли в большой степени и много раз. Каждое из этих восприятий откладывалось в твоем теле. Суммой всех этих кусочков является олли. Я не знаю никакого другого способа описать его.

Я сказал, что не могу осознать, как это мое тело действует само по себе, как если бы это было существо, отдельное от моего рассудка.

– Они не разделены, но мы их сделали такими, – сказал он. – наш рассудок мелочен, и он всегда в разногласии с нашим телом. Это, конечно, только способ говорить, но триумф человека знания состоит в том, что он объединил эти две части вместе. Поскольку ты не являешься человеком знания, то твое тело сейчас делает такие вещи, которые твой рассудок не способен воспринять. Олли – это одна из этих вещей. Ты не был безумен и ты не спал, когда воспринимал олли в ту ночь прямо здесь. Я спросил его о той пугающей идее, которую он с доном Хенаро поселил в меня, что олли является существом, ожидающим меня на краю маленькой долины в горах северной Мексики. Они сказали мне, что рано или поздно я должен прийти на это свидание с олли и бороться с ним.