Карлос Кастанеда - Путешествие в Икстлан

Он усмехнулся и мягким тоном напомнил мне, что я должен отрешиться от себя и отдаться ощущению парения.

Убаюкивающее чувство мира и полноты, которое я испытывал на этом заколдованном месте пробудило какие-то глубоко погребенные эмоции во мне. Я начал говорить о своей жизни. Я признался, что я никогда не уважал и не любил никого, даже самого себя, и что я всегда чувствовал себя врожденно злым, поэтому мое отношение к другим всегда прикрывалось определенной бравадой и наглостью.

– Верно, – сказал дон Хуан. – ты не любишь себя совершенно.

Он хохотнул и сказал, что он видел в то время, как я говорил. Его рекомендацией было, что я не должен сожалеть ни о чем из того, что я сделал, потому что выделять чьи-то поступки, как плохие, некрасивые или злые, значило принимать на себя ничем не обоснованную важность.

Я нервно шевельнулся, и постель из листьев издала шуршащий звук. Дон Хуан сказал, что если я хочу отдохнуть, я не должен раздражать свои листья и что я должен подражать ему, то есть лежать и не делать никаких движений. Он сказал, что в своем видении наткнулся на одно из моих настроений. Какое-то время он колебался, видимо подыскивая подходящее слово и затем сказал, что то настроение, о котором он говорит, являлось рамкой ума, в которую я постоянно впрыгиваю. Он объяснил это, как своего рода ловчую дверь, которая неожиданно открывается и проглатывает меня.

Я попросил его быть более точным. Он сказал, что невозможно быть конкретным, говоря о «видении».

Прежде, чем я смог сказать еще что-либо, он велел мне расслабиться, но не засыпать, и находиться в состоянии внимательности так долго, как только смогу. Он сказал, что постель из струн сделана исключительно для того, чтобы позволить воину прийти к определенному состоянию покоя и хорошего самочувствия.

Драматическим тоном дон Хуан заявил, что хорошее самочувствие являлось состоянием, за которым следует ухаживать, которое следует холить. Состояние, с которым следует познакомиться для того, чтобы искать его.

– Ты не знаешь, что такое хорошее самочувствие, потому что ты никогда не испытывал его, – сказал он.

Я не согласился с ним, но он продолжал настаивать, что хорошее самочувствие является достижением, которое ищут сознательно. Он сказал, что единственная вещь, которую я умел искать, – чувство дезориентации, плохого самочувствия и замешательства.

Он издевательски засмеялся и заверил меня, что для того, чтобы выполнить задачу, состоящую в том, чтобы сделать себя жалким, я вынужден был работать самым интенсивным образом, и что большим абсурдом является то, что я не понял возможности работать точно так же для того, чтобы сделать себя цельным и сильным.

– Трюк состоит в том, на что человек делает ударение, – сказал он. – мы или делаем себя жалкими, или мы делаем себя сильными. Количество работы одно и то же.

Я закрыл глаза и опять расслабился, почувствовав, что парю. Какое-то время мне действительно казалось, что я двигаюсь сквозь пространство, как лист; хотя это было бесконечно приятным, ощущение напомнило мне каким-то образом те времена, когда я бывал больным, когда у меня кружилась голова и я испытывал ощущение вращения. Я подумал, что я чего-нибудь съел нехорошее.

Я слышал, что дон Хуан говорит мне, но не делал никакого усилия прислушаться. Я пытался умственно перебрать все то, что я съел за сегодняшний день, но не смог заинтересоваться этим. Казалось, что это не имеет значения.

– Следи за тем, как меняется солнечный свет, – сказал он.

Его голос был ясным. Я подумал, что он похож на воду, текучий и теплый.

К западу небо было совершенно свободным от облаков, и солнечный свет был захватывающим. Возможно, тот факт, что дон Хуан настроил меня, сделал желтоватый отблеск вечернего солнца поистине величественным.

– Пусть этот отсвет купает тебя, – сказал дон Хуан. – прежде, чем солнце зайдет сегодня, ты должен стать совершенно спокойным и восстановленным, потому что завтра или послезавтра ты собираешься учиться «неделанию».

– Учиться не делать что? – спросил я.

– Не думай об этом сейчас, – сказал он. – подожди, пока мы не окажемся вон в тех горах.

Он указал на какие-то далекие, зубчатые, темные, угрожающе выглядевшие пики на севере.

Четверг, 12 апреля 1962 года.

Мы достигли горной пустыни вблизи гор во второй половине дня. Вдалеке темно-коричневые горы выглядели почти враждебными. Солнце было очень низко над горизонтом и отсвечивало на западной поверхности отвердевшей лавы, отсвечивая ее темную коричневатость раздражающими бликами желтых отражений.

Я не мог отвести глаз. Эти пики были действительно гипнотизирующими.

К концу дня нижние склоны гор показались в виду. В горной пустыне было очень мало растительности. Все, что я видел, были кактусы и какая-то высокая трава, которая росла кустиками.

Дон Хуан остановился отдохнуть. Он уселся, осторожно прислонил свои фляги с пищей к скале, и сказал, что на этом месте мы собираемся провести ночь. Он выбрал довольно высокое место. С того места, где я стоял, я мог видеть очень далеко кругом.

День был облачный, и сумерки быстро охватили местность. Я был погружен в наблюдения за той скоростью, с которой розовые облака на западе меняли свою окраску на однообразную темно-серую.

Дон Хуан поднялся и пошел в кусты. К тому времени, когда он вернулся, силуэт лавовых гор был темной массой. Он уселся рядом со мной и привлек мое внимание к тому, что, казалось, было естественным образованием в горах к северо-востоку. Это было место, окраска которого была намного светлее окружающего. В то время, как весь гребень лавовых гор выглядел в сумерках однообразно темнокоричневым, место, на которое он указывал, действительно было желтоватым или темно-бежевым. Я не мог понять, что это может быть. Долгое время я смотрел. Казалось, оно двигалось, мне показалось, что оно пульсирует. Когда я скосил глаза, оно действительно стало дрожать, как если бы его колыхал ветер.

– Смотри на него пристально, – скомандовал дон Хуан.

В какой-то момент, когда я уже довольно долго выдерживал пристальный взгляд, я почувствовал, что весь горный хребет движется ко мне. Это чувство сопровождалось необычным возбуждением внизу моего живота. Неудобство было таким острым, что я поднялся.

– Садись! – крикнул дон Хуан, но я уже был на ногах. С моего нового положения желтоватое образование оказалось ниже, на предгорьях. Я вновь уселся, не отрывая глаз, и образование переместилось на более высокое место. Секунду я смотрел на него, а затем внезапно восстановил все в правильной перспективе. Я сообразил, что то, на что я смотрел, находилось не в горах, а было в действительности куском желтовато-зеленой материи, свисавшей с кактуса прямо передо мной.