Карлос Кастанеда - Отдельная реальность

Для американских индейцев, возможно, в течение тысячелетий тот пустой феномен, который мы называем магией, является серьезной, достоверной практикой, занимавшей примерно то же положение, которое занимает наша наука. Наши трудности в понимании ее без сомнения проистекают из чуждых нам единиц значения, с которыми она имеет дело.

Однажды дон Хуан сказал мне, что человек имеет предрасположения. Я попросил его объяснить мне это утверждение.

– Мое предрасположение видеть, – сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне нравится видеть, – сказал он, – потому что только при помощи видения человек знания может знать.

– Какого рода вещи ты видишь?

– Все.

– Но я тоже вижу все, а я не человек знания.

– Нет, ты не видишь.

– Я считаю, что вижу.

– Говорю тебе, что ты не видишь.

– Что тебя заставляет так говорить, дон Хуан?

– Ты только смотришь на поверхность вещей.

– Ты хочешь сказать, что каждый человек знания действительно видит насквозь все, на что смотрит?

– Нет, это не то, что я имел в виду. Я сказал, что у человека знания есть свои собственные предрасположения. Мое состоит в том, чтобы просто видеть и знать; другие делают другие вещи.

– Ну, например, какие другие вещи?

– Возьмем сакатеку, он человек знания, и его предрасположение – танцевать. Поэтому он танцует и знает.

– Значит, предрасположение человека знания – это нечто такое, что он делает для того, чтобы знать?

– Да, это правильно.

– Но как может танец помочь сакатеке знать?

– Можно сказать, что сакатека танцует всем, что у него есть.

– Он танцует так же, как я? Я хочу сказать, так, как танцуют?

– Скажем, что он танцует так же, как я вижу, а не так, как ты можешь танцевать.

– Видит ли он тоже так же, как ты?

– Да, но он также и танцует.

– Как танцует сакатека?

– Это трудно объяснить. Это особого рода танец, который он исполняет, когда он хочет знать. Но все, что я могу об этом сказать тебе – это то, что, если ты не понимаешь путей человека, который знает, то невозможно и говорить о виденьи или танце.

– А ты видел, как он танцует свой танец?

– Да. Однако, это невозможно для любого, кто смотрит на его танец, видеть, что это его особый способ познания.

Я знал сакатеку или, по крайней мере, я знал, кто он такой. Мы встречались, и однажды я покупал ему пиво. Он был очень вежлив и сказал, что я могу свободно останавливаться в его доме, когда мне это понадобится. Я долго забавлял себя мыслью о том, чтобы посетить его, но дону Хуану ничего об этом не говорил.

В полдень 14 мая 1962 года я подъехал к дому сакатеки. Он рассказал мне, как до него добраться, и я легко нашел этот дом. Он стоял на углу и был со всех сторон окружен изгородью. Ворота были закрыты. Я обошел дом кругом, выискивая, нельзя ли где-нибудь заглянуть внутрь. Казалось, что дом пуст.

– Дон Эльяс, – крикнул я громко.

Куры перепугались и рассыпались по двору, ужасно кудахча. Небольшая собачка подошла к забору. Я ожидал, что она залает на меня; вместо этого она просто уселась, наблюдая за мной. Я позвал еще раз, и куры разразились новым кудахтаньем. Старая женщина вышла из дому. Я попросил ее позвать дона Эльяса.

– Его здесь нет, – сказала она.

– Где я могу его найти?

– Он в полях.

– Где в полях?

– Я не знаю. Приходите к вечеру. Он будет дома около пяти.

– Вы жена дона Эльяса?

– Да, я его жена, – сказала она и улыбнулась.

Я попытался расспросить ее о сакатеке, но она извинилась и сказала, что плохо знает испанский язык. Я сел в машину и уехал.

Вернулся я около шести часов. Я подъехал к двери и выкрикнул имя сакатеки. На этот рах он вышел из дома. Я включил свой магнитофон, который в коричневой кожаной сумке свисал с моего плеча, как фотоаппарат. Казалось, он узнал меня.

– О, это ты, – сказал он, улыбаясь. – как Хуан?

– Он здоров. А как ваше здоровье, дон Эльяс?

Он не отвечал. Казалось, что он нервничает. Внешне он был очень собран, но я чувствовал, что ему было не по себе.

– Хуан прислал тебя сюда с каким-нибудь делом?

– Нет, я сам приехал.

– Но чего же ради?

Его вопрос, казалось, выдавал очень искреннее удивление.

– Я просто хотел поговорить с вами, – сказал я, стараясь, чтобы вопрос звучал так естественно, как только можно. – дон Хуан рассказывал мне о вас чудесные вещи, я заинтересовался и захотел задать вам несколько вопросов.

Сакатека стоял передо мной. Его тело было тощим и жилистым. Он носил рубашку и брюки цвета хаки. Его глаза были полузакрыты. Он казался сонным или, может быть, пьяным. Его рот был слегка приоткрыт, и нижняя губа отвисала. Я заметил, что он глубоко дышит и, казалось, почти похрапывает. Мне пришла мысль, что сакатека несомненно выжил из ума. Но эта мысль казалась очень неуместной, потому что лишь несколько минут назад, когда он вышел из дома, он был очень алертен и вполне осознавал мое присутствие.

– О чем ты хочешь говорить? – сказал он наконец.

У него был очень усталый голос. Казалось, что он выдавливает из себя слова одно за другим. Я почувствовал себя очень неловко. Казалось, что его усталость была заразной и охватывала меня.

– Ничего особенного, – отчетил я. – я просто приехал поболтать с вами по-дружески. Вы однажды приглашали меня к себе домой.

– Да, приглашал, но сейчас это не то.

– Но почему же не то?

– Разве ты не говорил с Хуаном?

– Да, говорил.

– Но тогда чего же ты хочешь от меня?

– Я думал, что, может, я смогу задать вам несколько вопросов.

– Задай их Хуану. Разве он не учит тебя?

– Он учит, но все равно мне хотелось бы спросить вас о том, чему он меня учит и узнать ваше мнение. Таким образом я бы знал, что мне делать.

– Почему ты хочешь сделать это? Ты не веришь Хуану?

– Я верю.

– Тогда почему ты не попросишь его рассказать тебе о том, что ты хочешь узнать?

– Я так и делаю. И он мне рассказывает. Но если вы тоже расскажете мне о том, чему он меня учит, то, может быть, я лучше это пойму.

– Хуан может рассказать тебе обо всем. Только он может сделать это. Разве ты этого не понимаешь?

– Понимаю. Но я также хочу поговорить с людьми, подобными вам, дон Эльяс. Не каждый день встречаешься с человеком знания.

– Хуан – человек знания.

– Я знаю это.

– Тогда почему ты говоришь со мной?

– Я сказал, что я приехал, чтоб мы были друзьями.

– Нет, ты не для этого приехал. На этот раз в тебе есть что-то другое.

Я хотел объяснить, но все, что я смог сделать, так это – неразборчиво бормотать. Сакатека молчал. Казалось, он внимательно слушал. Его глаза были вновь полузакрыты. Но я чувствовал, что он смотрит на меня. Он едва уловимо кивнул. Затем его веки раскрылись и я увидел его глаза. Он, казалось, смотрел мимо меня. Он бессознательно потоптывал по полу носком правой ноги как раз позади левой пятки. Его ноги были слегка согнуты, руки безжизненно висели вдоль тела. Затем он поднял правую руку; его ладонь была открыта и перпендикулярна земле; пальцы были расставлены и указывали на меня. Он позволил своей руке пару раз колыхнуться прежде, чем вывел ее на уровень моего лица. В таком положении он держал ее с секунду, а затем сказал мне несколько слов. Его голос был очень ясным, и все же я слов не разобрал.