Карлос Кастанеда - Отдельная реальность

Я не знал, о чем он говорил. Его нападение на меня было таким неожиданным, что я был сбит с толку. Я слабо попросил его объяснить мне. Он с неохотой упомянул, что он ходил к водному каньону и «видел» духа водного места и имел глубокое убеждение, что у меня были слабые возможности «видеть» воду.

– Как? – спросил я, действительно расстроенный.

– Дух – это сила, – сказал он, – и, как таковой, он отзывается только на силу. Ты не можешь потакать себе в его присутствии.

– Как я потакал себе?

– Вчера, когда ты был в воде.

– Я не потакал себе. Я думал, что это был очень важный момент, и я рассказывал тебе то, что происходило со мной.

– Кто ты такой, чтобы думать или решать, что является важным? Ты ничего не знаешь о силах, которые заманивают тебя. Дух водяного места существует вне этого места и может помочь тебе; в действитедьности, он помогал тебе, пока ты не был слаб. Теперь я не знаю, какого будет последствие твоих действий.. Ты уступил силе духа водяного места, и теперь он может взять тебя в любое время.

– Разве было неправильно смотреть на себя, обернувшегося зеленым?

– Ты покинул самого себя. Это было неправильно. Я уже говорил тебе это и повторю это снова. Ты можешь выжить в мире брухо, только если ты воин. Воин обращается со всем с уважением и не топчет ничего, если он не вынужден делать это. Ты не обращался с водой с уважением вчера. Обычно ты ведешь себя очень хорошо. Однако, вчера ты покинул самого себя ради своей смерти, как проклятый дурак. Воин не покидает самого себя ни для чего, даже для своей смерти. Воин – это не старательный партнер; воин недоступен; и если он вовлекает себя во что-то, то ты можешь быть уверен, что он сознает то, что делает.

Я не знал, что сказать. Дон Хуан был почти сердит. Это расстроило меня. Дон Хуан редко вел себя со мной таким образом. Я действительно не имел мысли, что я сделал что-то неправильное. После нескольких минут напряженного молчания он снял свою шляпу, улыбнулся и сказал мне, что я должен уйти и не возвращаться в его дом до тех пор, пока я не почувствую, что приобрел контроль над своим потаканием себе. Он подчеркнул, что я должен сторониться воды и не касаться ею поверхности моего тела три или четыре месяца.

– Я не думаю, что я могу ходить, не приняв душ, – сказал я.

Дон Хуан захохотал до слез, полившихся из его глаз.

– Ты не можешь ходить без душа+ временами ты так слаб, что, я думаю, ты побуждаешь меня. Но это не шутка. Временами ты действительно не имеешь контроля, и силы твоей жизни свободно берут тебя.

Я поднял вопрос о том, что это по-человечески невозможно – контролировать себя все время. Он настаивал, что для воина нет ничего вне контроля. Я поднял вопрос о случайности и сказал, что то, что случилось со мной у водного канала, можно было, конечно, классифицировать, как случайность, т.к. я не имел этого в виду и не сознавал своего неправильного поведения. Я говорил о различных лицах, имевших несчастья, которые могли быть объяснены, как случайности; я говорил особенно о лукасе, старом, очень приятном индейце племени яки, который серьезно пострадал, когда грузовик, который он вел, перевернулся.

– Мне кажется, невозможно избежать случайностей, – сказал я. – Никто не может контролировать все вокруг себя.

– Верно, – сказал дон Хуан резко. – Но не все является неизбежной случайностью. Лукас не живет, как воин. Если бы он жил так, то он бы знал, что он ждет и чего он ждет, и он не вел бы грузовик, будучи пьяным. Он наскочил на скалу у дороги, потому что он был пьян, и искалечил свое тело ни за что.

– Жизнь для воина – есть упражнение в стратегии, – продолжал дон Хуан. – Но ты хочешь найти смысл жизни. Воин не заботится о смыслах. Если бы лукас жил, как воин, – а он имел к этому возможность, т.к. все мы имеем возможность, – он разметил бы свою жизнь стратегически. Таким образом, если бы он не мог избежать случайности, которая поломала ему ребра, он нашел бы способы ослабить это происшествие или избежать его последствий, или бороться против них. Если бы лукас был воином, то он не сидел бы в своем развалившемся доме, умирая от голода. Он бы бился до конца.

Я изложил альтернатиыу дону Хуану, используя его в качестве примера, и спросил его, что будет в результате, если бы он сам был бы вовлечен в несчастный случай, и ему отрезало бы ноги.

– Если бы я не смог помочь этому и потерял бы свои ноги, – сказал он, – я не смог бы быть человеком сколько-нибудь дольше и, поэтому, я соединился бы с тем, кто ждет меня вне этого места.

Он сделал широкий жест своей рукой, чтобы показать все вокруг себя. Я заспорил, что он неправильно понял меня. Я намеревался указать, что было невозможно для любого отдельного человека предвидеть все перемены, включенные в его повседневных действиях.

– Все, что я могу тебе сказать, – сказал дон Хуан, – это то, что воин всегда недоступен; он никогда не стоит на дороге, ожидая, чтобы его стукнули по голове. Таким образом, он сводит к минимуму свои возможности непредвиденного. То, что ты называешь случайностью, в большинстве случаев очень легко избежать, если не быть идиотом, живущим спустя рукава.

Моя следующая попытка «виденья» имела место 3 сентября 1969 года. Дон Хуан заставил меня выкурить две чашки смеси. Немедленные результаты были аналогичны результатам, которые я испытывал во время предыдущих попыток. Я помнил то, что, когда мое тело совсем онемело, дон Хуан помог мне, поддерживая меня под руку, войти в густой пустынный чаппараль, который рос на несколько миль вокруг его дома. Я не мог припомнить то, что я или дон Хуан делал после того, как мы вошли в заросли, я не мог вспомнить, как долго мы шли; в некоторый момент я обнаружил, что я сидел на вершине небольшого холма. Дон Хуан сидел слева от меня, касаясь меня. Я не мог чувствовать его, но я мог видеть его уголком глаза. У меня было чувство, что он говорил со мной, хотя я не мог вспомнить его слов. Все же, я чувствовал, что я знал точно, что он говорил, несмотря на тот факт, что я не мог вспомнить этого ясно. У меня было ощущение, что его слова были подобны вагонам поезда, который удалялся, и его последнее слово было подобно последнему квадратному служебному вагону. Я знал, что это последнее слово означало, но я не мог сказать его или подумать о нем ясно. Это было состояние полубодрствования с призрачным образом поезда из слов.

Затем, очень слабо я услышал голос дона Хуана, который говорил мне:

– Теперь ты должен посмотреть на меня, – сказал он, повернув мою голову к своему лицу. Он повторил обращение три или четыре раза.

Я посмотрел и сразу обнаружил тот же самый светящийся эффект, какой я воспринимал прежде, когда смотрел на его лицо; это было гипнотизирующее движение, волнообразное перемещение света внутри вмещающих сфер. Там, между этими сферами, не было определенных границ, и, однако, волнистый свет никогда не разливался, но двигался внутри невидимых пределов.