Томас Гоббс - Сочинения в 2 томах. Т.1

24. При избрании духовных лиц необходимо принимать во внимание два обстоятельства, а именно избрание тех или иных лиц и посвящение, или назначение их, которое называется также постановлением. Первых двенадцать апостолов избрал и поставил сам Христос. После вознесения Христа на место предателя Иуды был поставлен Матфей, хотя церковь, насчитывающая тогда около ста двадцати человек, избрала двоих, ибо они назвали двух: Иосифа и Матфея, но жребий показал, что Бог одобрил одного Матфея. И этих двенадцать апостолов Павел называет великими и первыми, а также апостолами обрезания. Потом появилось еще два апостола, Павел и Варнава; поставлены же они были путем рукоположения учениками и пророками актиохийекой цоркви, которая была особой церковью, избраны же они были по велению Святого Духа. А то, что они оба были апостолами, известно из четырнадцатой главы Деяний (Деян. 14, 13). Что они удостоились апостольского сана за то, что по велению Святого Духа были избраны для служения Богу пророками и учителями антиохийской церкви, указывает сам апостол Павел, называющий себя, чтобы отличить от других апостолов, призванным апостолом, избранным к Благовестию Божию (Рим. 1, 1). Но если возникнет далее вопрос, чьею властью слова пророков и учителей, утверждавших, что таково веление Святого Духа, были приняты как веление Святого Духа, необходимо будет ответить – властью антиохийской церкви. Ибо пророки и учителя перед тем, как быть допущенными к служению, должны подвергаться испытанию со стороны церкни. Ведь Иоанн говорит: Не всякому духу верьте, по испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире (1 Иоан. 4, 1). Со стороны какой же церкви, если не той, к которой обращено послание? Точно так же Павел упрекает церковь галатов за то, что они уподобляются иудеям (Гал. 2, 14), хотя они, по-видимому, делали это под влиянием Петра. Сказав, что он упрекнул и самого Петра следующими словами: Если ты, будучи иудеем, жи'вешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждать жить по-иудейски, он немного позже спрашивает их самих: Сие только хочу знать от вас: через дела ли закона вы получили Духа или через наставления в вере? (Гал. 3, 2). Отсюда становится ясным, что то, в чем он упрекает галатов, есть иудаизм, хотя апостол Петр и побуждал их к этому. Таким образом, поскольку ни Петру, следовательно, ни одному человеку не было дано определять, каким учителям должна следовать церковь, избрание собственных учителей и пророков опиралось на авторитет антиохийской церкви; а так как Святой Дух путем рукоположения избранных таким образом учителей взял себе апостолами Павла и Варнаву, то очевидно, что посвящение и рукоположение высших учителей в любой церкви принадлежит учителям той же церкви. Епископов же, которые назывались также и пресвитеры, хотя не все пресвитеры были епископами, поставили как апостолы (Павел и Варнава, проповедовавшие в Листре, Иконии и Антиохии, поставили там в каждой церкви пресвитера (Деян. 14, 21)), так и другие епископы. Так, на Крите Павел поставил Тита (Тит 1, 5), чтобы тот поставил в каждом городе пресвитеров. И Тимофею сказано было: Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства (1 Тим. 4, 14). Ему же были даны правила избрания пресвитеров. А это можно понять только как относящееся к тем, кто избран церковью. Ибо никто не мог брать церкви учителя без разрешения самой церкви. Ведь и самим апостолам положено было не повелевать, а учить. И хотя те, кого предлагали апостолы и пресвитеры, из уважения к последним не отвергались, но, поскольку они не могли быть избраны без соизволения на то церкви, они считались избранными властью церкви. Точно так же и служители, которые назывались диаконами, были поставлены апостолами, избраны же церковью. Ведь когда нужно было избрать и поставить семь диаконов, то их апостолы не избирали, а сказали: Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных и т. д. (Деян. 6, 3), и те избрали Стефана (5) и т. д., и их поставили перед Апостолами (6) и т. д. Итак, из обычая апостольской церкви ясно, что поставление всех духовных лиц, то есть посвящение, совершаемое через молитву и рукоположение, принадлежало апостолам и учителям, избрание же тех, которые должны быть рукоположены, принадлежало церкви.

25. Нет сомнения в том, что власть разрешать и связывать, то есть отпускать и не отпускать грехи, дана Христом будущим пастырям так же, как и жившим тогда апостолам. А апостолам была дана вся власть отпущения грехов, которую имел Христос, говоря: Как послал меня Отец, так и Я посылаю вас (Иоан. 20, 21). И сказал при этом: Кому простите грехи, тому простятся, на ком оставите, на том останутся (Иоан. 20, 23). Но сомнения возникают по поводу того, что значит разрешать и связывать, или отпускать и не отпускать грехи. Ибо, во-первых, не отпускать грехи тому, кто был крещен во отпущение грехов и поистине покаялся, представляется противоречащим самому соглашению Нового завета, а потому не может исходить от Христа, а тем более от пастырей. Отпускать же грехи тому, кто не покаялся, представляется противоречащим воле Бога-Отца, которым Христос был послан в мир, дабы обратить его и привести людей к повиновению Богу. Далее, если бы каждому пастырю было предоставлено право отпускать или не отпускать грехи, то исчез бы всякий страх перед государями и гражданскими начальниками, а вместе с ним было бы разрушено и все управление государством. Ведь Христос сказал (да и сама природа требует этого): И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить, бойтесь более того, кто может и душу, и тело погубить в геенне (Матф. 10, 28). И не найдется такого безумца, который не предпочел бы повиноваться скорее тем, кто может отпускать или не отпускать грехи, чем самым могущественнейшим государям. Однако, с другой стороны, не следует полагать, что отпущение грехов есть не что иное, как освобождение от церковного наказания. Ведь что страшного в отлучении, если бы за ним не следовала кара вечная, и в чем был бы смысл вступления в церковь, если бы спасение было возможно вне ее? Следовательно, нужно помнить, что пастыри обладают властью воистину и безусловно отпускать грехи, но только тем, кто покаялся, и не отпускать грехов, но только тем, кто не желает покаяться. А поскольку люди полагают, что покаяние есть не что иное, как осуждение каждым своих поступков и отказ от тех мыслей, которые представляются ему греховными и заслуживающими осуждения, возникло убеждение, что покаяние возможно и до публичной исповеди в грехах перед людьми и что оно есть не результат, а причина исповеди, а значит, и возражение тех, кто утверждает, что грехи кающихся уже отпущены им при крещении, а грехи непокаявшихся вообще не могут быть отпущены, противоречит Писанию и словам Христа, говорящего: кому простите грехи, тому простятся и т. д. Таким образом, следует знать для разрешения этой трудности, во-первых, что истинное признание греха есть само покаяние. Ибо тот, кто знает, что он согрешил, знает, что он заблуждается, а невозможно желать заблуждения; поэтому тот, кто знает, что он согрешил, сожалеет, что это произошло, а это и есть покаяние. Далее, там, где возникает сомнение, является ли тот или иной поступок грехом или нет, необходимо иметь в виду, что покаяние не предшествует признанию греха, но следует за ним. Ведь покаяться можно только в осознанном грехе. Значит, необходимо, чтобы кающийся и признавал свой поступок, и сознавал, в чем состоит его грех, то есть в чем он нарушил закон. Ведь если кто-то не считает свой поступок противозаконным, то невозможно ожидать от него покаяния в нем. Следовательно, покаянию должно обязательно предшествовать соотнесение совершенного поступка с законом. Но бесполезно пытаться сопоставлять деяния с законом, если нет того, кто может истолковывать этот закон, ибо мерилом действий служат не слова закона, а намерение законодателя. А толкователем закона является во всяком случае человек или люди, ибо никто не может быть судьей собственного деяния и судить, является ли оно грехом или нет. Поэтому необходимо объяснить человеку или людям, является ли грехом или нет поступок, вызывающий сомнение. Но это и есть исповедь. А когда толкователь аакона признает, что данный поступок есть грех, и если совершивший его согласится с этим суждением и решит более никогда не совершать подобного, то это и есть покаяние. Но в таком случае истинное покаяние или вообще не происходит, или оно не предшествует, а следует за признанием. После этих объяснений нетрудно понять, что представляет власть разрешать и связывать. Ведь поскольку акт отпущения складывается из двух частей: суждения и осуждения, в силу которого поступок признается грехом, и отпущения греха, следующего за подчинением осужденного приговору и покаянием, либо, если он не покается, неотпущения греха, то первое, а именно суждение о том, является ли поступок грехом, принадлежит толкователю закона, то есть верховному судье; второе же, то есть отпущение или неотпущени греха, принадлежит пастырю: и в этом как раз и заключается та самая власть разрешать и связывать, о которой идет речь. И что именно так в действительности понимал наш Спаситель установление этой власти, очевидно из следующих его слов, обращенных к ученикам: Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним (Матф. 18, 15). Здесь следует, кстати, заметить, что если согрешит против тебя равнозначно если обидит тебя я что, следовательно, Христос говорит о том, что подлежит компетенции гражданского суда, и прибавляет далее: Если же не послушает тебя, то есть если станет отрицать сам факт, или, признавая сам факт, станет отрицать его несправедливость, возьми с собою еще одного или двух... если же не послушает их, скажи церкви (Матф. 18, 17). Зачем нужно было отсылать его к церкви, если не для того, чтобы она сама судила, является ли действие грехом или нет? А если же и церкви не послушается, то есть если не примет решения церкви, но будет настаивать, что не является грехом то, что она сочла грехом, то есть если он не покается (ибо очевидно, что никто не раскаивается в поступке, который не признает грехом), то он не говорит: скажи Апостолам, дабы мы знали, что окончательное решение в вопросе, является ли нечто грехом или нет, принадлежит не им, а церкви, но да будет он тебе как язычник и мытарь (Матф. 18, 17), то есть как находящийся вне церкви, как некрещеный, или как тот, кому грехи его не отпускаются. Ведь всо христиане принимают крещение во отпущение грехов. А поскольку может возникнуть вопрос, кто обладает столь великой властью, которая позволяет лишать непокаявшихся благодати крещения, Христос говорит, что те же самые, кому он дал власть крещения покаявшихся во отпущение грехов и обращения их из язычников в христиан, обладают также и властью не отпускать грехи тем, кого церковь осудила как непокаявшихся, и обращать их из христиан в язычников, и поэтому здесь же прибавил: Истинно говорю вам, что вы свяжете на земле, то будет связано и на небе, и, что разрешите на земле, то будет разрешено и на небе (Матф. 18, 18). Из этого можно сделать вывод, что власть разрешать и связывать, то есть отпускать грехи, называемая также властью ключей (potestas clavium), ничем не отличается от власти, данной им в другом месте в следующих словах: Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа (Матф. 28, 19). И точно так же, как пастыри не могут отказать в крещении тем, кого церковь считает достойными этого, так они и не могут отказать в отпущении грехов тому, кого церковь считает необходимым простить, ни отпустить грехи тому, кого церковь провозглашает отступником. И церкви принадлежит право судить о самом грехе, и пастыри должны изгонять из церкви осужденных или принимать в лоно ее достойных. Так, апостол Павел, обращаясь к коринфской церкви, говорит: Не внутренних ли вы судите? (1 Коринф. 5, 12), но он же сам провозгласил, что прелюбодей должен быть отлучен от церкви, а я, отсутствуя телом, но присутствуя у вас духом... и т.д. (1 Коринф. 5, 3).