Борис Чичерин - Собственность и государство

Не в чисто практическом начале пользы, печальном прибежище скептицизма, можно было найти решение вопроса о существе и об источнике права. Смешение права с пользою могло вести лишь к затемнению понятий. Чтобы дойти в этом вопросе до твердых оснований, нужно было не отвергать все предшествующее развитие мысли, а возвести ее на высшую ступень сведением к единству противоположных направлений, на которые она разбивалась. Каждое из этих направлений представляло известную сторону человеческого общежития; надобно было связать их друг с другом и указать место и значение каждого элемента в общей системе. Это было задачею идеализма.

Начало этому направлению было положено учением Канта. Им были раскрыты истинные основания как нравственности, так и права. Свобода была понята как неотъемлемая принадлежность нравственного существа человека, и указано вместе с тем двоякое ее проявление: в области внутренней, где она подчиняется нравственному закону, и в области внешней, где она управляется законом права. Кант не смешал права с нравственностью, как делали философы нравственной школы; он первому отвел самостоятельную область с собственно ей принадлежащими определениями. В этом отношении он усвоил себе теорию индивидуалистической школы и определил право как совместное существование свободы лиц под общим законом. Но у него внешняя свобода не являлась оторванною от своего корня; она не выставлялась как неизменное и непреложное начало, имеющее силу всегда и везде. В осуществлении свободы он видел не исходную точку, а цель человеческого общежития; подчинение же ее общему закону он не предоставил произволу лица, а признал безусловною обязанностью человека, к которой он может быть привлечен даже путем принуждения. Исключительность и односторонность прежних систем были устранены; но от каждой из них сохранено существенное.

Определение Канта, с большими или меньшими видоизменениями было принято, за немногими исключениями, всеми мыслителями, вышедшими из его школы, несмотря на разнообразие их учений. Фихте выводит право прямо из взаимного признания свободы. Публицисты и философы либерального направления, Круг, Роттек, Цахариэ, видели в праве выражение внешней свободы, не отрывая, однако, последней от свободы внутренней, но уделяя ей самостоятельную область. Тех же начал держались и юристы, принадлежавшие к исторической школе. Пухта определял право как признание свободы, выражающей волю, направленную на внешний мир. На начале личности, по его учению, строится все право. К тому же сводится и теория Гербарта, который понимал идею права как соглашение воль для предупреждения спора. Наконец, высший представитель нового идеализма, Гегель, определяет право в обширном значении как осуществление свободной воли. Первую его ступень составляет право в тесном или строгом смысле, которое есть выражение личности в ее внешних проявлениях. Закон строгого права гласит: "будь лицом и уважай других как лица". Вторую ступень составляет субъективная мораль, образующая область внутренней свободы. Наконец, оба начала, строгое право и мораль сводятся к высшему единству в области объективной нравственности, составляющей сферу общественных союзов. Здесь субъективная свобода переходит в объективную; однако же и тут отдельное лицо сохраняет свое значение: оно не всецело принадлежит государству, но развивает свою особенную сферу частных интересов в союзах семейном и гражданском (Ph. d. Rechts, § 260).

Эти выработанные философиею определения права были признаны даже утопистами, которых отличительная черта состоит в том, что они жертвуют личною свободою общественному началу. Так, Лассаль прямо говорит, что "свобода мысли и воли суть неприкосновенные основные определения, на которых покоится все право вообще; а потому не может быть речи о праве там, где уничтожается самая его идея" [32] Lassalle F. System der erworbenen Rechte. S. 59. . В особенности частное право, по его признанию, "не что иное, как осуществление свободной воли лица" [33] Ibid. S. 57. . И если, несмотря на то, преувеличивая установленные Гегелем начала объективной нравственности, Лассаль утверждает, что "всякое законом установленное право, - всякое бытие индивидуума, не что иное как определение, положенное вечно изменяющимся общим духом" [34] Ibid. S. 61. , то подобный взгляд находится в противоречии с собственными его положениями и еще более с здравою теориею и с явлениями жизни. К этому мы еще возвратимся впоследствии.

Казалось бы, что после всего этого вопрос должен был считаться решенным. И философы и юристы, и либералы и консерваторы, и приверженцы умозрения и защитники опыта, все сходились на одном и том же определении, все видели в праве явление внешней свободы лица, признанной законом. Философская и историческая школы, которые так горячо ратовали друг против друга, в этом отношении были согласны. Можно было считать основания права прочным приобретением науки. Но в человеческой мысли произошел поворот: от исследования начал она обратилась к изучению явлений. С тем вместе, вследствие односторонности нового направления, философия подверглась гонению; выработанные ею, по-видимому, совершенно прочные результаты были забыты, и мы снова обретались в полном мраке. Исследователи, руководящиеся чистым опытом, с своей стороны принялись за определение начал права. Но так как последнее, в своем источнике, есть начало умозрительное, а свет, озаряющий область умозрения, был погашен. то пришлось бродить наобум, пытаясь ощупью ухватиться за ту или другую точку опоры. Из этого, очевидно, кроме противоречий, ничего не могло выйти, и вся эта работа не только пропадает даром, но способствует еще большему затемнению понятий.

В таком положении находятся многие из лучших современных умов. Поучительным примером может служить один из первых юристов нашего времени, Рудольф фон Иеринг. Мы видели уже выраженное им сожаление, что он развивался в такую пору, когда философия была в загоне. Он объявляет себя дилетантом в этой науке, но несмотря на то, он смело пускается в путь, откинув весь старый груз и стараясь на основании выработанных современною наукою данных построить новую систему правоведения. Посмотрим, к чему он приходит.

Уже в третьей части своего "Духа римского права" знаменитый юрист, внезапно покинув свою прежнюю, чисто юридическую точку зрения, объявил, что начало права вовсе не есть воля, а цель или приносимая им польза. Право, по его определению, не что иное, как юридически защищаемый интерес. Поэтому истинным субъектом права должен быть признан не тот, кто располагает вещью, а тот, кто ею наслаждается [35] Ihering R. Geist des romischen Rechts. III. § 60. . Новейшее его сочинение "Цель в праве" (Der Zweck im Recht) имеет задачею развить и оправдать эту точку зрения.