Борис Чичерин - Собственность и государство

Можно спросить: где же мы обретаем совокупное органическое тело, если все части доселе находятся в разброде? Никто никогда не видал, чтобы руки и ноги или части нервной системы и мускульной возникали отдельно и затем соединялись в общий организм. Сам Шеффле, говоря о развитии человечества, уподобляет его не росту отдельного организма, а развитию целого животного царства, над которым в дальнейшем движении воздвигается новое царство личностей. Но разве животное царство составляет единый организм? Почему же царство личностей вдруг превратилось в единое общественное тело? Напрасно Шеффле ссылается на то, что в человеке заложены такие способности, в силу которых "раздробленное и преходящее единство органической жизни может переходить и действительно переходит в нового рода общение жизни, обнимающее всю землю и не прекращающееся в течении всей земной истории" [301]. В действительности мы не видим такого всеобъемлющего общения, которое бы из всего человеческого рода образовало единое общественное тело. Можно спорить о том, считать ли это представление идеалом будущего или нет, но нельзя говорить о нем как о чем-то существующем и строить на этой гипотезе целое фантастическое здание. И это выдается за реализм!

Того же направления держится и Иеринг. Он определяет общество как "действительную организацию жизни для и через других я - в силу того, что единичное лицо только через других есть лучшее, что оно есть, - вместе с тем как необходимую форму жизни для себя; поэтому оно в действительности составляет форму человеческой жизни вообще. Человеческая и общественная жизнь равнозначительны". Отсюда Иеринг выводит, что "понятие об обществе только отчасти совпадает с понятием о государстве", именно "настолько, насколько общественная цель для своего осуществления нуждается в принуждении. А в этом она нуждается лишь в незначительной степени... Государство с своим правом вмешивается только здесь и там, насколько это неизбежно, чтобы предохранить от нарушения тот порядок, который эти цели сами себе создали"... "Но и географически, - продолжает Иеринг, - области общества и государства не совпадают; последнее кончается пределами своей территории, первое распространяется на всю землю. Ибо положение "каждый существует для других" имеет силу для всего человечества, и направление общественного движения неудержимо идет к тому, чтобы осуществить его географически все в больших размерах". Однако же это самое стремление ведет и к расширению государства. Общество, говорит Иеринг, должно иметь гарантии, что каждый на своем месте будет исполнять то требование, на котором зиждется все бытие общественного союза, требование, выражающееся в формуле "ты существуешь для меня"! Эти гарантии оно находит в принуждении. Поэтому, "собственно говоря, государство и общество должны бы друг друга покрывать, и как последнее распространяет свои руки на всю землю, так и государство, если бы оно захотело быть тем, что оно есть по своей идее, должно бы обнимать весь мир". К этому на деле и стремится государство, которое идет все расширяясь; "будущность человеческого рода состоит в постоянно возрастающем сближении между государством и обществом до тех пор, пока рука об руку с обществом государство распространится на всю землю". Вместе с тем государство должно поглотить в себе и все цели общества. "Если, - говорит Иеринг, - можно сделать заключение от прошедшего к будущему, то в конце вещей оно воспримет в себя совокупное общество". И оба вместе в этом процессе постоянно возвышают свои требования в отношении к лицу; общество становится все прихотливее и требовательнее, пока наконец лицо в отчаянии восклицает: "Довольно притеснения! Я устало быть вьючным скотом общества! Между мною и им должна существовать граница, за которою оно не вправе вмешиваться в мои отношения, область свободы, которая исключительно должна принадлежать мне и которую общество обязано уважать". Но общество, опираясь на реалистическую науку, отвечает, что такой области нет и что напрасно ее искать [302].

Мы видим здесь, каким образом нравственное правило, что каждый существует для других, правило, обращающееся к человеческой совести и осуществляемое посредством человеческой свободы, в руках реалистической науки превращается в собирательное существо, которое предъявляет лицу свои требования и эти требования проводит путем принуждения до тех пор, пока, наконец, охватывая человека со всех сторон и не оставляя ему ни единой точки, где бы он мог свободно вздохнуть, оно душит его в своих объятиях. Подобное общество было бы чем-то ужасающим для свободного существа, если бы оно не было чистым мифом. Это и было замечено Иерингу Даном.

Сам родоначальник или по крайней мере один из родоначальников органической теории, Аренс, в позднейшее время увидел несостоятельность того понятия об обществе, которое он полагал в основание своей системы. Он старался заменить его более конкретным представлением. "Понятие об обществе, - говорит он, - есть нечто туманное, отвлеченное и чисто формальное, которое должно получить свое содержание лишь от живого целого. Это высшее живое целое есть народ в единстве своей естественно-духовной совокупной личности... Государством не исчерпывается весь жизненный порядок народа. Этот порядок образует единый в себе и расчленяющийся совокупный организм; в котором, подобно тому что происходит и в физическом организме человека, существует столько особых организмов с центральными органами, сколько есть существенно различных отправлений для главных жизненных целей. Все эти организмы захватывают друг друга; государство же между ними является как юридический порядок силы и власти, который посредством единства и общности права дает совокупной народной жизни внешним образом познаваемое, единое и замкнутое в себе совокупное устройство" [303].

Как видно, ложный взгляд Аренса на право и государство остался прежний. Но понятие об обществе изменилось значительно к лучшему.

Здесь мы имеем уже осязательный предмет для мысли и исследования; из туманных отвлеченностей мы спускаемся в область действительности. Народ не есть отвлеченное понятие, это живая единица, существующая и действующая в истории. Но тут возникает вопрос: что такое народ в отличие от государства? И можно ли действительно признавать его цельным организмом?

Слово народ, как известно, имеет двоякое значение: этнографическое и политическое. Народом в этнографическом смысле называется совокупность людей, имеющих общее происхождение и говорящих одним языком. Здесь связью единиц является общая духовная стихия, не имеющая никакой внешней организации, но по этому самому подобная единица не может быть названа ни организмом, ни телом. Как уже было замечено выше, одна и та же народность может входить в разные государства, и наоборот, в одном государстве могут быть разные народности. Для того чтобы народ в этнографическом смысле образовал то, что может называться единым телом, или общественным организмом, надобно, чтобы он сделался народом в политическом смысле, то есть чтобы он устроился в государство. Но здесь организация состоит именно в образовании государства, следовательно, она не существует помимо его. Поэтому нельзя говорить о народе как организме, которого государство есть часть, а можно говорить о государстве как организме, в котором проявляется известная народность. Государство есть именно народ как единое целое.