Борис Чичерин - Собственность и государство

Недостаточность государственного начала для присвоения органического характера народному хозяйству заставляет самого Вагнера тут же прибегнуть к другому объединяющему началу, именно, к понятию о народе. Народ, говорит он, есть реальное целое, образующее организмы, и таково же народное хозяйство. Сначала носителем (Tmger) последнего является народ в смысле нации, имеющей общее происхождение, общую историю, общее место поселения, общее развитие, наконец совокупное достояние, как то: язык, обычаи, право, государство, хозяйство, а также искусство, науку и религию. Народное хозяйство составляет одно из таких достояний, и в этом смысле, вытекая из естественного развития народа, оно является произведением природы. Государство же завершает это развитие, и через это превращает естественный организм в искусственный: народное хозяйство становится политическою экономией, то есть хозяйством народа, соединенного политическою связью (§ 53, 54).

Тут уже, как видно, объединяющим началом экономического быта являются не экономические факторы, разделение труда и обмен произведений, и не политический, а этнографический элемент - народность. Но что такое народность вне государства? Общая духовная стихия, которая проявляется преимущественно в духовной области, в языке, в литературе, в искусстве, даже в религии, хотя различные народы могут иметь одну и ту же религию, а один и тот же народ может совмещать в себе разные религии, наконец, всего менее в экономическом быте, который зависит главным образом от окружающей природы и от материальных условий, вследствие чего различные области, заселенные одною народностью, могут иметь совершенно противоположные хозяйственные интересы. Конечно, духовный элемент воздействует на материальный; он проявляется в способе покорения природы целям человека. Поэтому невозможно отрицать влияние народности в промышленной сфере. Но это влияние общей духовной стихии обнаруживается не в совокупной деятельности общества, а в способностях и наклонностях каждого отдельного лица. Этнографический элемент не образует из народного хозяйства одного реального целого. Совокупная деятельность народа проявляется не в хозяйственной области, где каждый действует за себя, а в государстве, ибо государство есть именно народ, устроенный как единое целое. Если же государство не поглощает в себе экономического общества и неспособно превратить его в организм, то тем менее способно на это неопределенное начало народности. Организм предполагает организацию, а разлитая в массе духовная стихия ее не имеет. Действительная же организация экономического общества, с господствующим в нем началом свободного труда, основана на атомистическом, а не на органическом начале.

Таким образом, ни один из присущих человеческим обществам элементов, ни экономический, ни политический, ни этнографический, не в состоянии сделать из промышленного порядка единый организм, в котором бы целое господствовало над частями, а части являлись бы органами и орудиями целого. За недостатком подобного элемента остается откинуть всякий анализ, смешать все разнообразные стороны общественного быта, все входящие в состав его группы, союзы и отношения в одно смутное целое, взять неопределенное понятие об обществе и уподобить его целиком физическому организму. Этот прием в настоящее время в большом ходу. Призываются на помощь естественные науки, и на основании фантастических аналогий изображается картина человеческого общества как организма. Не только в склонной к туманным представлениям Германии, но и в трезвой Англии эта мысль находит себе многочисленных приверженцев. Один из современных мыслителей, пользующихся наибольшим почетом, Герберт Спенсер, подробно развивает ее в своих "Началах социологии". В Германии Шеффле посвятил ей многотомное сочинение в котором, исходя от этой точки зрения, он строит все общественное здание на чисто социалистических началах.

Этот взгляд до такой степени характеризует современное направление мысли и ведет к таким чудовищным выводам относительно устройства экономического быта, что мы должны на нем остановиться. Начнем с учения Шеффле.

Держась исключительно опытной методики и отвергая самую возможность познавать сущность вещей, Шеффле ограничивает задачу общественной науки эмпирическим исследованием материальных и духовных явлений общественной жизни и соглашением этих данных с эмпирическим учением о природе и духе [129]. Материя и дух, говорит автор, составляют два ряда разнородных явлений, которые с чисто опытной точки зрения не могут быть сведены к какому-нибудь третьему, общему началу. Возведение их к единой, лежащей в основании их субстанции, есть дело веры. В науке хватание за неизвестное ни к чему не ведет. Мы должны признать данную нам опытом противоположность и отвергнуть психологический материализм как несостоятельную гипотезу (стр. 104,108,115). Рядом с этим признается однако невозможность оставить различные явления вне всякой связи друг с другом. А потому, говорит Шеффле, общественное тело не может быть поставлено в отвлеченную противоположность с основными фактами неорганическими, органическими и индивидуально-психологическими. Наука стремится подвести различные явления под общие законы; последние же результаты опытного знания доказывают, что всякой духовной деятельности соответствуют известные физические движения. Поэтому мы должны признать, что "всякое механическое и духовное движение общественного тела, точно так же как и видимое движение рук и ног, есть превращение или результат маленьких, внутренних, невидимых движений физических и химических элементов. На вершине научного познания самые сложные общественные явления опытного мира подведутся совершенно реальным образом, а не только метафорически, под один высший и последний опытный закон со всеми явлениями эволюции, диссолюции, равновесия, приспособления, ритма и другими основными явлениями органической и неорганической жизни природы". Чтобы достигнуть этого результата, надобно приступить к постепенному индуктивному разложению самых сложных явлений на простейшие составные части. Правда, замечает Шеффле, в общественной науке самый первый шаг по этому пути сопряжен с почти неодолимыми трудностями, с одной стороны, вследствие сложности явлений, с другой стороны, вследствие состояния индивидуальной психологии, которая едва представляет зачатки истинно научной обработки. Но несмотря на эти затруднения, мы уже теперь можем сказать, что всякая попытка противопоставить общественный мир остальным явлениям природы должна разбиться о конечное внутреннее тождество их сущности (стр. 24-25).