Виталий Поликарпов - Закат Америки

Вспомним Евангелие от Матфея: «ЧТО ПОЛЬЗЫ ЧЕЛОВЕКУ, ЕСЛИ ОН ЗАВОЮЕТ ВЕСЬ МИР, НО ПОТЕРЯЕТ СОБСТВЕННУЮ ДУШУ?»

Итак, я беседую с Анджелой Дэвис, живой легендой 70-х, профессором, автором пяти книг и сотен статей, посвященных женскому и негритянскому движению США, социальной структуре общества, положению в американских тюрьмах.

— Профессор Дэвис, давайте начнем наш разговор с того, чем вы всегда занимались. Что сделано в американском обществе для преодоления расизма и расовой дискриминации?

— Сейчас мы переживаем такой момент, что экономически ситуация для чернокожего населения и для цветных сложилась крайне неблагоприятная. Почти два миллиона людей сидят в тюрьмах, а эти люди не учитываются в статистике безработицы. Если пересчитать безработное чернокожее население и приплюсовать к этому негров-мужчин в тюрьме, то получится, что безработных вовсе не 11%, а 19%. Я также возьму на себя смелость утверждать, что структурный расизм куда более силен сегодня, нежели двадцать пять лет назад. Нынче все более набирает силу консервативная тенденция, направленная на уничтожение программы «позитивных действий». На практике это означает, что лишь незначительное число негров и цветных смогут поступить в колледжи и университеты. Я думаю, что примерно в четыре раза больше черных и цветных сидят в тюрьмах, нежели учатся в университетах и колледжах. Стремление пробить законодательство, считающее лишь английский официальным языком, — это попрание прав групп, говорящих на других языках, особенно испаноговорящего населения. Отмена двуязычных программ — это также показатель поднимающего голову расизма. Подобным же образом я бы оценила ликвидацию программы велфера (социальных пособий) в ряде штатов, что особенно ударяет по женщинам, в основном цветным, черным матерям. Я рискну утверждать, что на протяжении последних пятнадцати лет происходило движение от государства социального благосостояния к государству социального контроля.

— Как вы относитесь к мнению, которое все громче звучит в консервативных кругах американского общества, да и не только в них: что система социальной поддержки для черных и цветных ориентирует их на иждивенчество и паразитизм и не дает им возможности включаться в жизнь, участвуя в равной конкурентной борьбе?

— Эти суждения имели бы смысл, если бы мы могли обеспечить работой тех, кого лишают велфера.

— А «программа позитивных действий»? Многие ее критики говорят, что система эта приводит к дискриминации белых в пользу черных, цветных и людей нетрадиционной сексуальной ориентации.

— Я не вижу в «программе позитивных действий» стратегии, направленной на то, чтобы неподготовленные черные и цветные студенты поступали в университеты. Такой гарантии для них нет. Это попытка разрушить традиционные барьеры, которые существовали для цветных людей, а также для женщин. Намерение разрушить «программу позитивных действий» я рассматриваю как начало новой эры расизма и сегрегации.

— Тем не менее вы видите прогресс, достигнутый американским обществом в преодолении расизма и расовой сегрегации за последние тридцать лет?

— Разумеется, прогресс налицо. На самом деле было очень важно добиться отмены расистских законов, особенно на Юге, которые разделяли все общество. Я сама выросла там, в Алабаме, где не могла даже пить воду из фонтана или заходить в отхожее место, которое было помечено табличкой «Только для белых». Мне было недоступно многое из того, что существовало в моем городе Бирмингеме, ибо большая часть города была недоступна для черных.

— Можно ли говорить об эволюции американского общества за последние тридцать лет в сторону «народного капитализма», об имплантации в американскую модель различных механизмов социальной поддержки, или вы оспариваете такое видение?

— Думаю, что все это — результат борьбы народа за перемены. Убеждена, что это единственный путь. Не бывает победы навсегда. Мне кажется, что в каждый момент следует переосмысливать, где же мы сейчас. Что делать дальше? Например, как бороться с проблемой сексуального насилия в тюрьмах?

— Что вы имеете в виду?

— Недавно был обнародован доклад организации «Human Rights Watch», который свидетельствует, что сексуальное насилие широко распространилось в женских тюрьмах США.

— Заключенные совершают насилие в отношении друг друга?

— Нет, речь идет о насилии, совершаемом надзирателями-мужчинами в отношении женщин-заключенных. Изнасилования, или «сексуальные услуги», в обмен на поблажки в тюремном режиме… Этим занялась даже специальная комиссия ООН, ее представители посещают женские тюрьмы США и готовят доклад на эту тему.

Мне хотелось бы, чтобы положение в тюрьмах было тщательно проанализировано.

Нам не по карману просто сажать за решетку «людей с проблемами». Почему бы не решать проблемы этих людей, не заняться созданием реабилитационных центров для наркоманов? Почему бы не помочь людям, которые разрушают свою собственную жизнь? Ведь более половины женщин, попавших в тюрьмы, оказались там из-за наркотиков. Там же множество бездомных и душевнобольных, ибо у нас нет структур, которые бы занимались душевнобольными.

— Их ликвидировали в период правления рейгановской администрации?

— Да, конечно! И мне кажется, мы должны найти пути решения социальных проблем в обществе, а не просто выталкивать людей с проблемами за пределы общества! Это и будет демократией!

— Сколько всего заключенных в США?

— Около 1, 9 миллиона человек. Без сомнения, США лидируют в мире по числу заключенных.

— Неужели?

— Да. Прежде мы соревновались с Россией, но ныне количество узников у нас превысило российские показатели.

— Сколько раз вы посещали Советский Союз после освобождения?

— Я была в СССР четыре или пять раз. Первый раз в 1972 году, затем в начале 80-х, потом я приезжала, когда получила Ленинскую премию мира, а потом была гостем Фестиваля молодежи и студентов в 1985 году.

— Каковы были ваши впечатления? Видели ли вы за фасадом, который вам демонстрировали власти, проблемы?

— Да, несомненно. Я посетила множество заводов, школ, пионерских лагерей, и я, конечно, не могла не видеть проблем. Но я не знала их масштаба до того момента, когда начался процесс, приведший к коллапсу социализма.

— Как вы думаете, глядя на все с некоторой исторической дистанции: был ли неизбежен крах советского социализма?

— Наверное, в каком-то смысле был неизбежен.

— Как сложились ваши отношения с компартией США после вашего освобождения?

— Да, я ныне не член коммунистической партии. Но не потому, что я потеряла веру, нет. Я по-прежнему верю в возможность и необходимость борьбы за демократический социализм. Защищаю Кубу. Я оставалась членом коммунистической партии до 1991 года. Я покинула компартию вместе с почти тысячей других ее членов, потому что мы почувствовали, что не можем добиться демократизации внутренней жизни компартии. Сейчас я активно участвую в кампании против тюремно-промышленного комплекса.