Виталий Поликарпов - Закат Америки

Книга Макса Лернера может произвести странное впечатление. Строительный материал заготовлен и использован в избытке, фундамент могучий, пропорции выдержаны, мастер не ленится, а дом, похоже, все-таки не стоит.

Вот как это выглядит. Автор проделал грандиозную работу, описав биографию и географию страны, климатические пояса, архитектуру больших городов, устройство фермерского быта, рост промышленности, систему образования, моды, спортивные увлечения и многое-многое другое. Труд его сопоставим, а может, и превосходит масштабами классические образцы, прежде всего знаменитую книгу Алексиса де Токвиля.

И что же?

Вертикаль развития проведена с большим тщанием, и оттого путь от фургона колониста до стекла и бетона взметнувшихся по всей стране небоскребов виден хорошо. Столь же хорошо видна горизонтальная необъятность континента — от Великих озер до Мексиканского залива, от океана до океана. Но предикаты, то есть сама цивилизация, сам человеческий тип американца лишены сколь-нибудь ясной завершенности. Формула, пусть сложная и многоступенчатая, никак не складывается или во всяком случае у нее нет необходимой обязательности. М. Лернер, кажется, и сам готов это в минуты откровенности признать. Начинает автор, правда, агрессивно:

«В неутолимой жажде он (американец, тип которого зародился, впрочем, еще в Европе как ответ на вызов Реформации. — Н.А.) открывает континенты и учреждает новые науки. Он всей душой принадлежит здешнему миру, питая — мало интереса к потусторонней жизни, очень остро чувствует время и знает ему цену… Верит он лишь в то, что можно пощупать, схватить, измерить… Это не обремененный моралью человек, для которого на первом месте сила, напор и власть…» Но перевалив за середину объемного исследования, М. Лернер остерегающе замечает: «Важно уразуметь, что не существует никакого эталонного набора свойств, который можно назвать „американским характером“, и что личность американца не укладывается ни в какую стройную схему».

Тем не менее неразрешенность или даже неразрешимость задачи вовсе не означает ее бесплодности, и я не могу разделить того отчасти скептического, а отчасти снисходительного отношения к книге М. Лернера, которое выразил, открывая журнальную дискуссию, мой старый университетский товарищ и многолетний коллега по американским студиям Алексей Матвеевич Зверев. Ему почудилось в ней наивное сочетание прописей и практического руководства для новых иммигрантов из России. Мне же кажется, что явление перед нами в некотором роде образцовое, то есть максимально адекватное предмету. Ибо автор как раз стирает штампы и подрывает пропагандистские фикции: толстопузый дядя Сэм с сигарой, прилипшей к нижней губе (вариант антиамериканский, например, советский), — и молодой, подтянутый, с улыбкой во все тридцать два превосходных зуба атлет (вариант американский).

Написанная изнутри, с позиций местного уроженца, которого подпирает не одно поколение американцев, книга в то же время отличается объективностью, а то и жесткостью взгляда на родной ландшафт. Так что, к слову, соотечественника-россиянина, помышляющего укорениться за океаном, она должна не столько воодушевить, сколько обескуражить. Карьеру он, не исключено, сделает, и даже состояние, при удаче, наживет, но при этом до конца дней своих останется чужаком в любой социальной и профессиональной среде. Ему это всегда дадут почувствовать, ибо Америка, вопреки фразе, далеко не подобна губке, которая с охотою и сразу же впитывает каждого и любого. Дети, особенно родившиеся здесь, а тем более внуки—дело другое. Они, наоборот, могут мыкаться и терпеть неудачи, но это уже «свои»; тревожное самоощущение людей, которые всегда и всюду в гостях, их преследовать не будет.

Однако все это — и информационная насыщенность, и объективность — вопросы исследовательской добросовестности и интеллектуальной воспитанности. А главный интерес и достоинство книги заключены в том, что на первый взгляд может показаться—и я это в целях исключительно провокационных так было и представил — ее ущербом. А именно: в незавершенности, рассеянности, текучести того, что автор называет американской цивилизацией. «Американская традиция выросла из движения, а не из сидения на месте», — пишет М. Лернер, и можно, если хочется, видеть в этом суждении очередную банальность: о мобильности жителей Нового Света кто только не писал. Но речь-то, мне кажется, идет не только о физических перемещениях в пространстве, освоении новых земель и тому подобном, но и о неизбывном непокое души и сознания, о скрещении, без взаимного притяжения, разнонаправленных потоков.

Американец, разумеется, высокомерен — не в каком-то бытовом, а в провиденциальном смысле: на берегу залива Чизапик высадились некогда люди, не просто бежавшие от нужды и религиозных притеснений, но вдохновлявшиеся мессианской верой в то, что удастся построить Град на Холме, откуда всему миру будут возвещены последние истины. Она, эта вера, и поныне не иссякла. Как пишет М. Лернер, «даже в периоды кризисов и стагнации большинство не отказывалось от привычного понимания Америки… как страны, где история является искусством возможного, но где возможности простираются гораздо шире, чем в других странах. Поэтому американский народ — прав он в этом или не прав — смотрит на свою родину как на образец, которому рано или поздно будет следовать весь остальной мир".

При этом время от времени возникает настойчивое и небезопасное желание подстегнуть ход истории. В годы холодной войны нам постоянно твердили, что форпост мира — Советский Союз — мужественно противостоит имперским амбициям Америки, которой все не терпится перекроить весь мир на свой вкус и лад. Насчет миротворчества все понятно, однако же в большой лжи содержалось и зерно правды. Есть, есть они, эти амбиции. Иное дело, что любимый тезис пропаганды о трещине, якобы расколовшей «трудолюбивый и талантливый народ» с одной стороны, и воротил бизнеса и политики с другой — разумеется, совершенная чушь. Нет никакой трещины, власть и государство, при всем своем неизбежном эгоизме, опираются как раз на народную мифологию избранничества.

При всем том американец-мессия это одновременно человек, которого всячески гложет, хоть и тайно, 'комплекс провинциальной неполноценности. Сто лет назад он остро выразился в писаниях Генри Джеймса: ему мучительно не хватало в Америке своих Кембриджа, Итона, Хэрроу, иначе говоря, длительной интеллектуальной традиции как основы вкуса и сколь-нибудь серьезного искусства. С тех пор Америка мощно выросла во всех направлениях, однако же старое чувство обделенности историей осталось, находя формы то умилительно-наивные, то просто комические. Помню, хоть лет двадцать пять, наверное, прошло, как по первом приезде в США меня повели посмотреть старую деревянную церковь, сохранившуюся с начальных пор Америки. Церковь как церковь, но хозяев ужасно огорчило и даже обидело то, что гостю не удалось в должной мере оценить ее возраста, старины — в собственных-то их глазах то был впечатляющий символ американской устойчивости. А вот свидетельство уже не личное, но, думаю, вполне заслуживающее доверия: портрет американца-туриста в исполнении известного английского путешественника и писателя венгерского происхождения Джорджа Микеша: "Нормальному американскому туристу повсюду мерещится Америка. Он постоянно находит забавные совпадения. Например, при взгляде на гору Сион такой турист восклицает: «Ой, посмотрите, ну это же вылитый Холм Зенит в Алабаме! Никто никогда не говорит, что это не так, или хотя бы, что гора Сион, конечно, похожа на Холм Зенит из Алабамы, но не совсем».