Платон - Теория государства. С комментариями и объяснениями

КРИТОН. Из чего же ты заключаешь?

СОКРАТ. Я скажу тебе. Ведь мне должно умереть на другой день по возвращении корабля?

КРИТОН. Господа этого дела говорят именно так.

СОКРАТ. Значит, он прибудет не в наступнающий день, а завтра – заключаю из сна, который я видел незадлго в сию ночь. Поэтому, должно быть, ты и кстати не разбудил меня.

КРИТОН. Какой же это сон?

СОКРАТ. Мне приснилось, что какая-то красивая и благовидная женщина, одетая в белое платье, подошедши, кликнула меня и сказала: Сократ! На третий день ты верно прибудешь в холмистую Фтию.

Фтия (Фтиотида) – исторический район на юго-востоке Фессалии. Легендарный герой «Илиады» Ахилл, согласно Гомеру, был сыном Пелея, царя Фтиотиды.

КРИТОН. Какой странный сон, Сократ!

СОКРАТ. Да, ясен-таки, как мне, по крайней мере, кажется, Критон.

КРИТОН. По-видимому, уж слишком. Но достопочтеннейший Сократ! Хоть теперь послушайся меня и спасись. Ведь я, когда ты умрешь, подвергнусь не одному несчастию: кроме того, что лишусь друга, какого мне никогда не найти, я покажусь толпе, не довольно знающей меня и тебя, человеком беспечным, который мог бы спасти тебя, если бы захотел употребить деньги. При том, какая молва может быть постыднее той, которая приписывает кому-нибудь большую любовь к деньгам, чем к друзьям! Ибо толпа не поверит, что, несмотря на сильное наше убеждение, ты сам не захотел выйти отсюда.

СОКРАТ. Но что нам так заботиться о народной молве, добрый Критон! Люди честнейшие, которых мнением надобно особенно дорожить, будут думать, что делу надлежало сделаться так, как оно могло сделаться.

Сократ утверждал, что нужно следовать мнению не всех, а только некоторых, то есть разумных людей, а еще вернее – мнению того одного, кто знает, что такое справедливость. Иначе говоря, надо следовать истине.

КРИТОН. Но вот ты видишь, Сократ, что необходимо заботиться и о народном мнении: настоящее именно событие показывает, что толпа может производить не маленькое, а действительно величайшее зло, когда кто-нибудь бывает оклеветан пред нею.

СОКРАТ. Да, и надобно, Критон, чтобы она могла производить величайшее зло, дабы иметь силу и для произведения величайшего добра: тогда было бы хорошо. Но теперь она не в состоянии сделать ни того, ни другого, ни умного, ни глупого, а делает, что случится.

КРИТОН. Пусть уж это так, но скажи мне вот что, Сократ: не бережешь ли ты меня и прочих друзей своих, думая, что если выйдешь отсюда, то ябедники запутают нас в беду, будто мы похитили тебя, и что нам необходимо будет или бросить здесь все свое имущество, много денег или сверх сего потерять и что-нибудь иное? Если ты в самом деле боишься подобных вещей, то оставь свой страх. Для спасения тебя, мы обязаны подвергнуться такой, а если бы понадобилось, и большей опасности. Послушайся же меня и не иначе сделай.

СОКРАТ. И это берегу я, Критон, и многое другое.

КРИТОН. Не бойся же этого. Ведь и платы-то немного, за которую берутся спасти тебя и вывести отсюда. Так не видишь ли сам ты, как дешевы эти ябедники и как мало для них нужно? Для тебя, думаю, довольно будет и моих денег: если же, заботясь обо мне, ты скажешь, что моих употреблять не должно, то живущие здесь иностранцы готовы употребить свои. Один Симмиас Фивский принес нарочно для сего достаточную сумму, а принесут и Кевис и другие очень многие. Посему, спасаясь, тебе не должно, говорю, бояться этого. Не затрудняйся и теми словами, которые сказал ты в суде, что то есть, вышедши отсюда, не найдешь, чем заняться. Ведь и в других местах, куда бы ты ни пришел, везде полюбят тебя; а если хочешь отправиться в Фессалию, то у меня там есть знакомые, которые будут тебе очень рады и доставят безопасное убежище, так что в Фессалии ты ни от кого не получишь неудовольсвия. Притом, мне кажется, Сократ, что предавая сам себя, когда мог бы спастись, ты решаешься даже на дело несправедливое: ты стремишься причинить себе то самое, к чему стремились бы и стремятся враги твои, желающие тебе погибели. Сверх сего, ты по-видимому предаешь и сыновей своих, когда так поспешно оставляешь их, имея возможность дать им воспитание и образование: с твоей стороны, они будут жить, как случится, а случится, вероятно, то, что обыкновенно бывает с сиротами во время сиротства их. Или уже не надобно рождать детей, или надобно принимать участие в вырощении и воспитании их. Ты, кажется, избираешь, что полегче, а избрать следовало бы то, что избрал бы человек мудрый и мужественный, по словам которого, вся жизнь должна быть посвящена добродетели. Итак, я стыжусь за тебя и за нас, друзей твоих, представляя, что все твое дело будет свидетельствовать о каком-то нашем малодушии: и внесение доноса в суде, как он внесен, и самый процесс, как он произведен, – все это, будто по какому нерадению и малодушию, ускользнуло от нас, поколику ни мы не спасали тебя, ни ты не заботился о своем спасении, хотя могли и имели силу, если бы с нашей стороны была и небольшая услуга. Итак, смотри, Сократ, чтобы вместе со злом не навлечь на себя и на нас еще стыда. Подумай, да и думать-то некогда – остается принять совет. А совет один: все должно совершиться в следующую ночь; если же несколько промедлим, то уже не будет ни сил, ни возможности. Непременно послушайся меня, Сократ, и отнюдь не делай иначе.

СОКРАТ. Любезный Критон! Ревность твоя драгоценна, если можно соединить ее со справедливостью: а когда нельзя, то чем она более, тем тягостнее. Мы должны исследовать, надобно ли это делать или нет. Ведь я не только ныне, но и всегда был таков, что из всего принадлежащего мне, верил единственно тому основанию, которое в моих умозаключениях казалось мне самым лучшим. А прежде высказанные мною основания отвергать я не могу – теперь, когда участь моя довела меня до такого состояния: напротив, они представляются мне почти сходными; я и ныне уважаю и почитаю те же, какие прежде. Итак, если в настоящее время мы не найдем лучших, то знай, что я никак не соглашусь с тобою, хотя бы сила толпы еще более, чем теперь, пугала нас, будто детей, оковами, смертями и отнятием имущества. Но как бы нам исследовать это сообразнее с делом? Не пересмотреть ли наперед ту причину, которую ты находишь в мнениях? Хорошо ли то есть мы всякий раз говорили, или не хорошо, что на одни из них надобно обращать внимание, а на другие – не падобно? Впрочем, может быть, это и хорошо было говорено, пока мне не приходилось умереть; а теперь, видно, обнаружилось, что я говорил так, лишь бы сказать, что слова мои на самом деле были ребячество и болтанье. Да, Критон, я хочу вместе с тобой рассмотрет, иною ли представляется мне та причина – теперь, когда я нахожусь в сем соотоянии, или тою же, и надобно ли оставить ее, или следовать ей. А говорено людьми, уверенными в дельности своих слов, всегда было, по-видимому, то самое, что я и теперь сказал, то есть: из мнений, распространяемых в свете, одни достойны уважения, а другие – нет. Ради богов, Критон, не кажется ли тебе, что эти слова хороши? Ты ведь, судя по человечески, не завтра умрешь; тебя не отталкивает от истины настоящее бьдствие. Смотри же, не дельно ли, по твоему мнению, говорится, что не все человеческие мнения надобно уважать, но одни – так, а другие – нет? И не всех людей мнения, но одних – так, а других – нет? Что скажешь? Не хорошо ли это положено?