Томас Лиготти - Заговор против человеческой расы: Замысел ужаса

Принимая предыдущие утверждения, как отчасти истинные, или по крайне мере годные для продолжения выбранного курса повествования, мы должны согласиться, что являемся фанатическими приверженцами четырех тенденции Цапффе по заглушению сознания: изоляции («быть живым — это хорошо»), анкеровки («Одна нация под Богом с семьями, моралью, и естественным правом по рождению перед другими нациями»), отвлечению («Лучше убивать время, чем убивать себя»), и сублимации («Я пишу книгу под названием „Заговор против человеческой расы“). Благодаря подобным практикам, мы превращаемся в организмы с гибким разумом, обманывающим самого себя „для своей же пользы“. Изоляция, анкеровка, отвлечение, и сублимация, это уловки, при помощи которых мы поддерживаем в себе иллюзии, которые позволяют нам продолжать двигаться дальше. Без мыслительных фокусов, мы довольно быстро предстанем перед тем, кем мы, в сущности, являемся. Противное напоминает взгляд в зеркало, в котором внезапно мы видим череп, издевательски осклабившийся нам сквозь кожу и плоть. А внутри черепа, ничего, только тьма и пустота. Здесь кто-то есть, и в тоже время — здесь нет никого — жутковатый парадокс, весь ужас в одном быстром взгляде. Крохотный кусочек нашего мира отслоился чешуйкой, а под ней оказался лишь хруст опустошения — ярмарочные карусели, которые отчаянно кружатся, но места на лошадках пусты. Мы сотворили для себя мир, но нас самих в нем нет. Возможно, если бы у нас достало храбрости взглянуть беспристрастно на свои жизни, мы бы поняли, кем мы на самом деле являемся. Но для этого нам нужно остановить карусель, которая, по нашему убеждению, будет кружиться вечность. {8}

Подобно иным тенденциозным образам мышления, пессимизм может быть расценен как склад характера, расплывчатое выражение, которое сгодится, пока не подвернется лучше. По особенности своего характера, несущего основную ответственность за установку сознания, пессимисты понимают бытие как нежелательное в своей основе. Оптимисты могу иметь нелестное мнение о бытии, но только пессимисты никогда не сомневаются в том, что бытие имеет отрицательную и нежелательную сущность. Если вы прервете экстатическое состояние пессимистов, которое у пессимистов так же случается, и спросите их, является ли сущность бытия отрицательной и нежелательной, то пессимист ответит вам: „Конечно“, и вернется к своему экстазу. Почему пессимисты отвечают таким образом, есть черный ящик. Выводы, к которым склад характера приводит личность, являются ли или нет эти выводы отражением устава, принятого в мировом сообществе, просто не входит в предмет данного анализа.

Слепленые по тем же лекалам что и все смертные, пессимисты лишь отмечают то, что подтверждает их мысли и эмоции. Среди нас почти нет тех, кто не просто не желал бы чтобы его собственные размышления были верными, но и ожидал бы от окружающих опровержения своего последнего заявления как нелогичного. И пессимисты не являются исключением. Но пессимистов мало, и они проходят под радарами нашей расы. Невосприимчивые к базисным догматам религии, государства, семьи, и всего того, что помещает среднего и выше-среднего гражданина в свет прожекторов, пессимисты следуют параллельным курсом к истории и медиа. Неверующие в богов или призраков, не ведомые никакими известным иллюзиями, пессимисты не планируют бомбометаний, не устраивают революций, и не проливают кровь ради идей.

Подобно религиям, которые требуют от своих верующих всегда больше того, чем те способны дать, пессимизм есть набор идеалов, которым никто не способен следовать в точности. Те, кто приписывает пессимистам патологичность или интеллектуальную извращенность, лишь имитируют свою способность объяснить то, что объяснить невозможно: тайну о том, почему индивидуальности являются тем, чем они являются. В определенном смысле, причина того, почему некоторые индивидуальности являются тем, чем они являются, не есть тайна за семью печатями. Существуют уставы, управляющие семьями — правила, скрывающиеся в генах одного поколения, которые могут привести к процветанию или падению следующего поколения. Неспособность к адаптации у тех, кто испытывает беспокойство по поводу такого положения вещей, и называется философией пессимизма. Этот взгляд бесспорен и верен. Нельзя не принимать во внимание вероятность того, что генетический маркер философии пессимизма имеет место, однако по преимуществу удален природой из нашей расы с тем, чтобы мы могли продолжать существовать, как существовали все эти годы. Теоретически допуская, что пессимизм является наследственным признаком, и, по причине неспособности к адаптации, признаком вырождающимся, гены, составляющие ткани обычных людей, в одним прекрасный день могу отпраздновать триумфальную и вечную победу над теми, что представляют врожденный пессимизм, избавив природу от всякого беспокойства по поводу проблем с протоколом выживания ее самой разумной расы — если не принимать во внимание правоту Цапффе в отношении того, что сознание само по себе является причиной невозможности адаптации, непосредственным следствием чего является философия пессимизма, несмотря на непопулярность этой философии среди тех, кто полагает, или говорит, что полагает, что быть живым — это хорошо. Как бы там ни было, психо-биографы не принимают во внимание факторы адаптивности или неадаптивности нашей расы, когда пишут свои заметки об избранных членах предположительно вымирающей породы пессимистов. Для них характер их объектов имеет две стороны понимания: (1) история жизни в скорби, пусть даже касты пессимистов и не имеют на печаль эксклюзивное право, (2) неотслеживаемые ошибочные жизненные пути, или тот вызов, который пессимисты могут бросить оптимистам, если бы argumentum ad populum (аргумент к народу) не была бы излюбленным мировым заблуждением.

Большая часть нашей расы как видится способна выдержать любую травму без глубокого пересмотра доморощенных мантр, включая „у всего происходящего есть причины“, „представление должно продолжаться“, „прими то, что ты не способен изменить“, и тому подобные куплеты, который помогают людям удерживать поднятым подбородок. Однако пессимисты не могу следовать этим программам, ключевые слова которых застревают у них в горле. С точки зрения пессимистов Творение бесцельно и бесполезно в принципе — и это худшая из возможных плохих новостей. Подобное настолько плохо и настолько дурно, что пессимисты могли бы ввести уголовное наказание за порождение созданий, способных сделаться пессимистами, если бы такая власть была бы неразумно дана им в руки.

Но лишенные природой прав, пессимисты полагают, что оказались втиснутыми в этот мир в результате свободного размножения позитивно мыслящих, которые вряд ли хоть раз задумывались о будущем. Независимо от точки нахождения подобных типов во времени, будущее для них всегда выглядит лучше настоящего, так же как настоящее всегда выглядит лучше прошлого. Сегодня уже никто не напишет, подобно британскому эссеисту начала девятнадцатого века Томасу Де Куинси: „Четверть человеческого несчастия, это зубная боль“. Зная то, что нам сегодня известно об историческом прогрессе по уменьшению человеческого несчастия, кто мог обречь детей на страдание от зубной боли в начале девятнадцатого столетия, или в предшествующие времена, вплоть до дней, когда хомо сапиенс с зубной болью был обречен прокармливать себя и дрожать на холоде? К несчастью для пессимистов, наши примитивные потомки не понимали и не видели, что их времена не лучшие для рождения детей.