Томас Лиготти - Заговор против человеческой расы: Замысел ужаса

Но почему этот нет-говорящий да-человек решил, что так важно поддержать нашу честь мундира, отражая кризис нигилизма, который он предсказал как предстоящий? Ницше не мог представить, что в некоторый момент люди могут отвернуться лицом к стене, по причине удешевления ценностей, которые могут измельчать, но не могут исчезнуть совершенно.

Те, кто предположительно должен был выбегать на улицы в панике беспринципности, выжили без задоринки: кем бы они ни были, нигилистами или нет, они вернулись домой с пригоршнями аффирмаций. [10]

«Опубликоваться или погибнуть» не тот вопрос, о котором профессионалы мысли должны долго думать. И какой бы моральный кризис не лежал впереди, он случится в окружающей среде, не затронутой нигилизмом.

В качестве угрозы человеческому воспроизводству, нигилизм так же мертв, как и Бог. (см. James E. Edwards, Простое чувство вещи: Судьба религии в век обыкновенного нигилизма, The Plain Sense of Things: The Fate of Religion in the Age of Normal Nihilism , 1997.) Покончить со своими ценностями невозможно, это идеал, который можно представить только для случая, когда человек пришел к своей естественной кончине. Шопенгауэру, этому виртуозу девальвации жизни, это было известно. Однако Ницше, обеспокоенный нерожденными воображаемыми ценностями, которые, как он представлял, будут вдохновлены его работами, трепетал над ними, подобно отцу в ожидании дитя, в представлении которого его имя, его кровь, и его коды, моральные и генетические, пронесутся поколениями, уходящими за холмы времен. Не оставив ценностей, которые грядущие поколения не могли бы состряпать сами, Ницше был замечательным противником порабощающих ценностей прошлого. На месте прошлых ценностей Ницше оставил пустоту. И за это мы должны быть ему благодарны.

Возможно, что у Ницше было позаимствовано то, что позже стало именоваться Парадоксом Цапффе — люди обманывают себя, думая, что их жизнь — это то, чем их жизнь не являются, а именно, стоящей того, чтобы ее прожить. В «Рождении Трагедии» (1872), Ницше пишет:

«Это извечный феномен: всегда алчная воля находит средство, окутав вещи дымкой иллюзии, удержать в жизни свои создания и понудить их жить и дальше. Одного пленяет сократическая радость познавания и мечта исцелить им вечную рану существования, другого обольщает веющий перед его очами пленительный покров красоты, вот этого, наконец, метафизическое утешение, что под вихрем явлений неразрушимо продолжает течь вечная жизнь, не говоря уже о чаще встречающихся и, пожалуй, даже более сильных иллюзиях, каковые воля всегда держит наготове».

Можно только сожалеть, что Ницше не разворачивает свои наблюдения в отрицающий жизнь пессимизм, как это сделал Цапффе, но в пессимизм, который дает нам возможность «поучиться, что такое страх» — «пессимизм силы». К тому времени, когда Ницше написал эти слова своего «Опыта Самокритики», составляющего предисловие к «Рождению Трагедии» 1886 года, для него было слишком поздно обратиться, или преобразиться, в настоящего пессимиста. Он уже стоял на дороге, которая могла испугать обычного смертного из того сообщества людей, к которым он не относил, или не хотел относить, себя. Цапффе относит себя к числу такого сообщества, и его анализ тех, кто не относится, идеально совпадает с ницшеанским: «В таких случаях личность может стать одержимой деструктивной радостью, она подрывает искусственный аппарат своей жизни и начинает освобождаться от него с восторженным ужасом. Ужас связан с потерей ценностей, восторг — в гармонии и идентификации себя с глубочайшей тайной нашей природы, биологической несостоятельностью, вечной предрасположенностью к гибели». В смысле отрицания жизни пессимизм лишился великого творца, в момент, когда Ницше возрадовался страху, став на психическую позицию, которая сама являет парадокс, если только парадокс вообще возможен.

После Ницше пессимизм переоценивается некоторыми, узнается заново другими, но по-прежнему отвергается как депрессивный обычными смертными, продолжающими повторять свою самую живительную иллюзию: «Сегодня будет лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня». Покуда на сегодняшний день быть живым — это хорошо, нашей жизненной целью является будущее, настолько, насколько мы способны или желаем проникнуть в него взглядом. В данном свете фигура Лавкрафта является особенно интригующей, потому что большая часть его литературы использует выводок богоподобных существ, чье присутствие во вселенной низводит и деградирует идею возможного улучшения человеческой жизни до космической ошибки. Азатот — Слепой бог-идиот, Ползучий хаос Ньярлатотеп, Ктулху Мертвый и Спящий: Вот некоторые создания, символизирующие лавкрафтианскую вселенную без чувств, смысла, и ценностей. Эта перспектива памятным образом описана в поэме Лавкрафта «Немезида»:

Эти или подобные им строки не приветствуются сторонниками будущего, не принимающими подобные прозрения или воспринимающими их лишь как литературные отступления, чье воздействие начинается и заканчивается на них самих, подобно всем клинописям и записям со времен общения Гильгамеша со страной мертвых. Несколько большей популярностью среди любителей оккультной литературы пользуются канонические тексты по теософии, антропософии, сайентологии, четвертого пути Г. И. Гурджиева, каббалы, и тому подобного.

Среди избранной библиографии тайных исследований нужно отметить диковинку «трансгуманизма», вид особенно рьяного утопизма, основанного на вере в то, что день ото дня мы подходим все ближе и ближе к построению лучшего человека. Подобно верующим в свободу воли либертарианцам, трансгуманисты верят, что мы способны создавать самих себя. Но это невозможно. Есть эволюция, которая создала нас. Не мы сами вырастили себя из первобытной питательной жижи. Не зависимо от того, что мы сделали с тех пор, как стали видом, это было лишь то, сделать что мы были созданы — и ничего более. Мы можем пытаться сделать что-то из самих себя, но мы не можем превзойти нашу эволюцию. Мы создали антибиотики, потому что мы были созданы такими существами, которые могли создать такую вещь, как антибиотики. Это меняет наши условия существования, но не меняет нас самих, поскольку мы существа способные создавать разные вещи, но мы никак не участвуем в деле создания самих себя. У природы были планы по поводу нас, и такие планы есть у природы и по поводу нашего будущего. Одним из таких планов, по всей вероятности, являются мечты о трансгуманизме, которые могут оказаться просто планом по тотальной отмене нашего вида. А коли так, то мы не сможем изменить этот план просто потому, что мы воображаем, что можем создать нового индивидуума с новой эволюционной программой, которую мы в него запишем. Мы знаем, как выживать и знаем, как воспроизводиться. Мы знаем, как делать многие вещи, но мы не знаем, что нам делать с самими собой, вопрос чего находится вне наших предустановленных шаблонов существования. Некоторые из нас только полагают, что мы можем это сделать. Однако мы не являемся даже частью процесса своего собственного изменения и перестройки . Мы следуем приказам, как следовали приказам всегда, и природа этого следования навсегда ограждена от нас.