Прокл - Первоосновы теологии

Занимая среднее положение между неделимым и телесно делимым (190) и получая существование непосредственно от ума (193), она есть бестелесная сущность (186), негибнущая и неуничтожимая (187), которая есть сразу и сама жизнь и живое (188) и потому жива от самой себя (189). Отсюда вытекает, далее, что она, с одной стороны, обладает всеми формами, которыми обладает первичный ум (194), а значит, она есть также и все вещи, чувственные - в виде образца, умопостигаемые - в виде образа (195); с другой же стороны, как предмет причастности для низшего, она имеет с вечной сущностью временную энергию (191) и, несмотря на свою принадлежность вечно сущему, - связанность с первой рождаемостью (192). Точно так же она пользуется телом, но это ее тело вечно (196). Другими словами, она содержит в себе перешедшие в рождение все три основные сферы ума, - бытие, жизнь и ум в узком смысле, - причем каждая из этих сфер отражает в ней на себе и две другие сферы (197).

Так как вечное движение в ограниченном пространстве может быть только кругообразным (190), то пребывающая в мире душа находится в постоянном круговращении (199), которое измеряется временем (200).

Далее возобновляется учение о типах душ, но с упором на иерархийность. Различаются души: божественные, осуществляющие провидение для мира как боги; мыслительные, которые все познают; как зависимые от богов, движущие телами (201). Средние из них, вечные спутники богов, скуднее первых и богаче третьих (202). Чем потенция душ сильнее, тем меньше их количество; и чем она слабее, тем их больше (203); этим и определяется и главенство одних душ над другими (204).

Так как всякая частичная душа нисходит в становление и восходит к сущему (206), и притом совершенно целиком (211), то, с одной стороны, ее носитель сотворен неподвижной причиной (207), нематериален, неделим и не подвержен действиям (208); а с другой стороны, он нисходит в низшую материальность (209), и в нем меняется самый тип его телесности, когда его сродные ей фигура и величина деформируются (210). Поэтому существует полная параллель между взаимоотношением частичной души с ее первоистоком и взаимоотношением их носителей (205).

Грандиозное философское наследие Прокла наряду с его "Комментариями" к сочинениям Платона ("Государство", "Тимей" и др.) включает также и опыт гимнической поэзии, свидетельство преданности Прокла языческой вере отцов. Остаться язычником было не так просто во времена, когда уже стали традицией вселенские соборы (в 325 г. - I Никейский собор), вырабатывавшие христианскую догматику, и когда писал свою знаменитую "Исповедь" Августин, язычник, ставший епископом Гиппонским (умер в 430 г. в дни юности Прокла).

До нас дошло семь небольших гимнов в форме гексаметра, в которых тонкость философской мысли органично переплетается с патетикой провидца, проникающего в глубины космического бытия.

Прокл, прославившийся как завершитель всей истории античного неоплатонизма, разработавший сложнейшую по диалектике и логике систему философско-мифологических категорий, был поэтом, верящим в то, что сама поэзия есть результат божественного вдохновения.

Гимны, по свидетельству Марина, слагались Проклом ночью и записывались утром, поэзии философ был привержен в течение всей жизни, так что даже в семидесятилетнем возрасте он слагал песнопения, читал стихи Орфея и написал к ним подробный комментарий. Прокл считал своими покровителями Афину и Аполлона, объединяя тем самым мудрость философии и поэтического искусства. Вот почему и в таких сложнейших его сочинениях, как "Комментарии" к Платону, вполне заметны эстетические тенденции (См.: Тахо-Годи А. А. Эстетические тенденции в Комментариях Прокла к платоновскому "Тимею" // Эстетика и жизнь. М., 1977. № 5. С. 270 - 295).

Но вот что особенно важно. В гимнической поэзии Прокла "ученая", изысканная манера, характерная вообще для его эпохи, неразрывна с "искренним" и "личным" чувством философа.

Принимая во внимание настойчиво выдвигаемый, но достаточно не разработанный исследователями тезис о личностном характере гимнографии Прокла, нельзя не остановиться в первую очередь на выразительных свидетельствах биографического плана, хотя и определенным образом заостренных и явно идеализированных, как это положено для любого жизнеописания, а особенно для похвального слова, каким является сочинение Марина, ученика и биографа Прокла.

Марин создает идеальный портрет философа, образцового в единстве своей внутренней и внешней красоты, в своей калокагатии, который сроднился с высшей истиной, справедливостью, мужеством, умеренностью, добротой и обладал необычной восприимчивостью, редкой силой памяти, чуждался неизящного и грубого. Отсюда особое почтение Прокла к богине Афине, явившейся ему во сне и призвавшей его заняться философией, а также к Аполлону Мусагету, способствовавшему Проклу быть "первым во всех науках" (6), чему помогло также явление Телесфора-Свершителя или самого Зевса в облике светоносного юноши (7). Являлись философу и светоносные призраки Гекаты, способствуя его мантическому дару. Его возлюбили Асклепий, Пан и Великая Матерь богов. В молодые годы, еще до занятий философией, Прокл усердно занимался у грамматика Ориона и особенно увлекался риторикой (8), без чего тогда немыслимо было быть поэтом. Восприимчивость Прокла, "ясность умозрения", "бессонные труды и заботы" в изучении Платона привели к тому, что уже к 28 годам он написал "блестящие и полные учености" комментарии к платоновскому "Тимею" (13). Афина и Аполлон, философия и поэзия, неизменно сопровождают Прокла. Неудивительно, что он обращается к богам с песнопениями, славословит эллинских и чужеземных богов (17, 19), умеряет боли и недуги гимнами богам, которые пели его ученики, причем сам он, будучи тяжко больным, подсказывал поющим слова гимнов и Орфеевых стихов (20), толковал оракулы, в сорок лет дважды произнес провидческие стихи о своей собственной судьбе (28) и даже сочинил себе эпитафию (36).

В гимнах мысль философа движется от наиобщего представления о космосе и космической жизни в Гелиосе-Аполлоне (гимн I) к вполне единичным, конкретным ее проявлениям в других богах. Эйдос, или форма, избранная Проклом, не просто дань гимнической традиции. Тяготы бытия, страсти "оматерьяленного" мира являются реальным поводом к созданию гимнов с вполне жизненной картиной взаимоотношений философа и его высоких покровителей. Действующие лица гимнов - сам Прокл и боги, которые вполне отвечают и потребностям мифотворчества эпохи, и личным чувствам Прокла.