Г Врайт - Логико-философские исследования (Избранные труды)

Итак, рассматривая вопрос о том, что телеологическое объяснение действительно объясняет, а что оно не объясняет, мы видим, что отношение между телеологическим объяснением и практическим выводом в самом деле является "перевернутым".

Однако на основе вышеприведенных наблюдений можно было бы попытаться ослабить схему практического вывода и расширить понятие телеологического объяснения действия. Утверждение: А совершил а, потому что надеялся таким путем достичь своей цели - р, можно рассматривать как вполне удовлетворительный ответ на вопрос, почему А совершил а. Однако это утверждение нельзя считать убедительным доказательством, если не дополнить его необходимой информацией об интенциях и когнитивной установке А. В этом отношении объяснение "неполно". Можно еще более ослабить схему. Например, А не считал совершение а ни необходимым, ни достаточным для своих целей, но тем не менее полагал, что оно может каким-то образом им способствовать или увеличить шансы (вероятность) их достижения. В этом случае тоже, не имея убедительного доказательства, мы объясняем, почему А совершил а. И опять-таки можно попытаться придать объяснению законченный характер, находя дополнительные посылки, например указывая на риск, которому агент может подвергнуть свои цели, если пренебрежет определенными мерами. Избежание риска можно было бы рассматривать тогда как (вторичную) цель агента: Таким путем, расширяя первую посылку, иногда можно "восстановить" доказательный характер рассуждения.

Второй вопрос предварительного характера состоит в следующем. Допустим, А считает совершение а необходимым для достижения р, но думает так же или знает, что он не может совершить а. Можно ли все-таки будет заключить, что он принимается за совершение а?

[131]

Можно было бы ответить, что, если человек считает, что он не может что-то сделать, он не будет - без подготовки - и приниматься за это. Если он не вполне уверен в своей неспособности, он может сделать попытку(23). Если он совершенно уверен в том, что он не может нечто совершить, возможно, он попытается выяснить, как это сделать.

Однако можно усомниться и в том, что человек, знающий, что он не способен совершить а, будет стремиться осуществить некоторую цель, скажем р, для достижения которой совершение а является необходимым. Агент может желать или сильно надеяться, что p произойдет, например, потому, что p осуществят другие люди. Он может захотеть узнать, как осуществить р, что повлечет за собой желание узнать, как совершить а. Он может так твердо решить добиться р, что окажется справедливой следующая схема практического вывода:

А намеревается осуществить р.

А считает, что он не сможет осуществить р, если он (вначале) не узнает, как совершить а.

Следовательно, А принимается за выяснение того, как совершить а.

Итак, для того чтобы вывод (ПВ) можно было считать справедливым, необходимо допустить, что агент считает себя способным совершать действия, необходимые для осуществления его намерений.

Допустим, А намеревается осуществить p и считает совершение а необходимым, но недостаточным для этого. Можно ли сделать заключение, что он принимается за совершение а?

Здесь необходимо различать два случая. В одном случае у А есть некоторое мнение о том, что было бы - в добавление к а - достаточным для осуществления р, и он также полагает, что может позаботиться о том, чтобы эти дополнительные требования были выполнены, например выполняя их сам. Во втором случае А либо не знает достаточных условий, либо знает их, но считает, что не сможет их выполнить.

В первом случае можно было бы утвердительно ответить на поставленный вопрос. Во втором случае ответ должен быть отрицательным: А не будет приниматься за совершение а, если только у него нет какой

[132]

то другой причины, не входящей в наше рассуждение, поскольку в настоящий момент он думает или знает, что совершение а не является для него способом достижения цели. Но в этом случае также возникает проблема: если А не думает, что он знает, как осуществить р, то совместимо ли это с допущением о том, что А намеревается осуществить р? Другими словами, является ли этот случай логически непротиворечивым? Я полагаю, на этот вопрос следует дать отрицательный ответ, независимо от того, какая занимается позиция по вопросу о справедливости практического вывода - каузалистская или интенционалистская.

Суть данного примера станет яснее, если мы (вначале) рассмотрим понятие желания нечто сделать. Рассмотрим следующий пример: я хочу подстрелить пролетающего мимо дикого гуся. В руках у меня винтовка. Если я хочу попасть в птицу, я должен прицелиться в нее из ружья. Но предположим, у меня кончились патроны и я не могу зарядить ружье, которое необходимо мне, если я хочу подстрелить птицу. Допустим, что, несмотря на это, я прицеливаюсь. Это мое действие будет всего лишь "символическим жестом", его нельзя рассматривать как серьезный элемент сложного действия "подстрелить птицу в полете".

Но можно ли при этих обстоятельствах даже говорить, что я "хочу" подстрелить гуся? Я могу, например, определенно утверждать, что: "Я хотел подстрелить его, но у меня не осталось патронов" или "Я хотел бы подстрелить его, но, увы, у меня нет больше пуль". Я могу также сказать: "Я хочу подстрелить эту птицу; сначала я добуду еще боеприпасов, а затем буду ее преследовать: я знаю, где она прячется". "Хотел" в первом предложении можно без изменения значения заменить словом "намеревался", а "хочу" в последнем на "намереваюсь". Корректность утверждения о том, что я хочу подстрелить гуся сейчас, зная, что сделать это (сейчас) я не могу, зависит, по-видимому, от нашего понимания значения слова "хотеть". Если "я хочу" понимается как "мне хотелось бы", тогда это утверждение верно. Но если это выражение означает "я намереваюсь", то тогда употреблять слово "хочу" в сочетании с "сейчас" будет логически некорректным. Я могу намереваться совершать - и, следовательно, "хотеть"

[133]

в смысле "намереваться" - только такие действия, о которых я знаю, что я могу их выполнить, считаю себя способным их совершить. Конечно, это "установление законов" в отношении интенции. Я не претендую на то, что употребление этого слова всегда связано с таким предположением. Однако случаи такого его употребления являются важными, и именно они нас здесь интересуют. Поэтому правильно отделять их от других случаев.

Согласно развиваемой в данной работе точке зрения, в первой посылке практического вывода подразумевается, что агент полагает, что он знает(24), каким образом можно реализовать объект своей интенции. Из этого следует, что агент также полагает, что он знает, как выполнить действия, которые, по его мнению, необходимы, и по крайней мере одно действие, которое он считает достаточным для своей цели. Таким образом, интенция включает и когнитивный элемент. Волевой и когнитивный аспекты невозможно разделить таким образом, чтобы первый полностью включался в первую посылку, а последний - во вторую. В первой посылке необходимо выявляются оба аспекта, однако вторая не становится от этого излишней. Из того, что А намеревается осуществить р, конечно же, не следует, что он определенно считает совершение а необходимым для этого. В действительности его мнение о том, что "ситуация требует" от него, может быть весьма странным, полностью ошибочным и даже суеверным. Из того, что он намеревается осуществить р, следует лишь то, что у него есть некоторое мнение о том, что от него требуется, но вовсе не то, что у него есть какое-то определенное мнение. Если необходимость совершить а для достижения цели, но недостаточность для этого совершения только лишь а является неотъемлемой частью его мнения, то тогда неотъемлемой частью его мнения будет и то, что у него есть некоторая идея о том, что еще следует сделать, причем он полагает, что, кроме а, он с таким же успехом может сделать и это.