Array Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

С tabulae ludus дело обстоит по-другому, так как эта игра является подобием битвы, поединка противников [130]. Изобрел ее, как сообщают древние авторы, в Троянской войне Паламед, чтобы занимать воинов и отвлекать отдыхающее войско от мятежей. Игра в кости, напротив, проистекает или из неблагородной страсти, или из неподобающей мужу слабости. Те, кто играет из-за выгоды, могли бы успешнее заняться делами, приносящими большую прибыль, а тот, кто гонится в этой игре за удовольствиями, ленив настолько, что не может найти ничего другого, чем можно развлечься пристойно. Итак, следует отбирать те игры, которые требуют какого-то искусства или, точнее говоря, в которых искусство преобладает, азарт же – менее всего. Конечно, кто-нибудь может вообразить, что искусство присутствует во всем том, что обсуждается в книгах, и, побуждаемый величием автора, не сочтет для себя недостойным делать то, о чем автор посчитал достойным написать. Ведь написал же император Клавдий книгу об игре в кости [131], каковой игрой обычно наслаждаются те, кто только в этом одном и усерден, так что спускают все состояние или растрачивают на это всю жизнь.

Тем же, кому приносит наслаждение занятие литературой, дает отраду разнообразие в чтении и чтение нового устраняет пресыщение старым. Впрочем, есть, видимо, и потребность вообще ничего не делать, оставаясь свободным от всякой работы, с тем чтобы в дальнейшем, отдохнув, быть способным к деятельности и труду. Струна, всегда туго натянутая, обычно разрывается, если иногда ее не ослаблять. Однако для мудреца никакое время не является более деятельным, чем то, когда он ничего не делает, если только может мудрец ничего не делать. Некоторые, как мы узнали, распределяют время таким образом, чтобы в течение суток 1/3 выделить сну, 1/3 – еде и отдыху, остальное время – свободным наукам. Их систему я не осмеливаюсь в достаточной степени осудить, не могу ее и всецело одобрить. Могу и осмеливаюсь утверждать одно: тем меньше времени у нас ускользает в жизни и тем более долгой будет наша жизнь, чем больше времени мы посвятим добрым наукам.

Наконец, коснемся теперь вопроса об уходе за телом. Забота о теле должна быть подобающей, не излишне тщательной, но и не находящейся в полном пренебрежении, а равно в соответствии с обстоятельствами, местом и временем и более всего – с положением каждого. Так, не подобает сидеть на занятиях увенчанным или в короткой одежде, как не подобает идти в военное сражение в ниспадающей одежде с длинными рукавами. Сыну же государя не следует показываться одетым наравне с плебеем в дешевую и убогую тунику или поношенный плащ. С другой стороны, излишняя тщательность и забота об изяществе указывает на изнеженную душу и служит доказательством большого легкомыслия. Однако к юношам надо быть снисходительным и не наказывать их сурово за все их прегрешения. Ведь если юношей как-то не удовлетворить в их слабостях, присущих их возрасту, то пороки их возраста пойдут за ними до старости…

Итальянский гуманизм эпохи Возрождения: Сб. текстов / Под ред. С. М. Стама. Саратов, 1988. Ч. II. С. 71–106.

Леонардо Бруни Аретино(1370(74)-1444) был одним из наиболее значительных гуманистов первой половины XV в. Он родился в Ареццо и происходил из бедной семьи. Учился во Флоренции; в его духовном формировании огромную роль сыграл канцлер Флоренции и признанный глава гуманистов того времени Колуччо Салютати, учеником которого Бруни себя называл. Когда во Флорентийском университете начал преподавать греческий язык приглашенный по инициативе Салютати ученый из Византии Мануил Хризолор, Бруни оказался в числе его наиболее усердных слушателей. Овладев греческим языком, Бруни много занимался переводами, он переводил Платона (диалоги и часть «Пира»), Аристотеля («Никомахову этику», «Политику»), Плутарха, Демосфена, Эсхина и др. Благодаря этой деятельности Бруни богатейшее наследие древнегреческой культуры становилось в латинских переводах достоянием более широких кругов образованных людей.

Круг занятий Бруни был многообразен, гуманист был не только переводчиком, но и историком, политическим мыслителем, писал на моральные и педагогические темы. С 1405 по 1415 г. (с перерывами) он служил секретарем в папской курии; вернувшись во Флоренцию, активно участвовал в политической жизни республики, был ее канцлером с 1427 г. до самой смерти. В своих историко-политических работах он выступал защитником Флорентийской республики. Его «Двенадцать книг историй флорентийского народа» (1439) почитались за самое значительное его сочинение, эта работа была переведена на итальянский язык, и список ее во время торжественных похорон Бруни был положен на грудь покойному. Сочинение Бруни положило начало гуманистической историографии Возрождения. Своим «Введением в науку о морали» (1421–1424) и предисловиями к переводам этико-политических работ древности Бруни способствовал разработке этических проблем, волновавших общество. Он защищал деятельную жизнь, идеи общего блага и гражданского служения, подчеркивал общественную ценность интеллектуального труда. Он был одним из самых ярких представителей гражданского гуманизма.

Бруни интересовался вопросами гуманистического образования и воспитания, подчеркивал важную роль в воспитании «гуманистических наук», которые формируют нравственного человека, совершенствуют и украшают его. Его публикуемый ниже трактат «О научных и литературных занятиях» (между 1422 и 1429 гг.) излагает принципы гуманистического образования, и в частности женского образования. Он посвящен жене правителя Римини Галеаццо Малатесты – Баттисте Малатесте, которая принадлежала к кругу образованных женщин своего времени, таких как Чечилия Гонзага, Ипполита Сфорца и др. Гуманистическое образование заключается, по мнению Бруни, в сочетании конкретных знаний, которые дает моральная философия, история, ораторское искусство, поэзия и др., с хорошим владением литературным языком, предполагающим не только знание грамматики, но и умение красиво и изящно писать и говорить.

Многократно побужденный молвой о твоих достойных восхищения добродетелях, я решил писать тебе, чтобы ту, о ком я слышал столь великолепные и благородные вещи, поздравить с совершенством благодаря достигнутому или, по крайней мере, своим письмом побудить к достижению его. В самом деле, у меня достаточно примеров знаменитейших женщин [132], прославившихся в литературе, науках и красноречии, упоминая о которых, я мог бы побудить тебя к превосходству. Так, спустя много веков после смерти Корнелии, дочери Сципиона Африканского, сохранились ее письма, написанные изящнейшим стилем. В высшем почете считались у греков поэтические сочинения Сафо благодаря замечательному дару слова и искусству сочинять. Во времена Сократа жила образованнейшая женщина Аспазия, замечательная своим красноречием и ученостью, у которой, да не будет стыдным это признать, многому научился Сократ. Были и другие, о которых я мог бы рассказать, но пусть будет достаточно и этих трех примеров известнейших женщин. Возвысь же и устреми мысль, прошу, к их превосходству! Ведь не напрасно и не для того, чтобы довольствоваться малым, даны тебе такое понимание и столь замечательный ум, но чтобы стремиться к высшему, напрягая все силы. И слава твоя будет блистательнее, чем у тех женщин, потому что они процветали в века, когда жило столь великое множество образованных людей, что само множество умаляло восхищение; ты же будешь процветать в наши времена, когда до такой степени пришли в упадок науки, что теперь считается чудом увидеть образованного мужчину, не говоря уж о женщине.