Array Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Лионардо . И что бы вы сделали? Как бы вы стали хозяйствовать?

Джанноццо. Как можно лучше, ведя покойную жизнь, не обремененную тягостными заботами. Про себя я бы так подумал: ну-ка, Джанноццо, покажи, чем оделила тебя фортуна. Ее милостью у меня есть дом, семья, имущество, верно? И что-то еще? Да. Что? Слава и благорасположение других людей.

Лионардо . Может быть, вы, как иные из наших сограждан, считаете, что слава приобретается должностями и положением?

Джанноццо . Ничего подобного, мой Лионардо; ничего подобного, дети мои. Мне кажется, что нет ничего менее способного принести человеку славу, чем должность и положение. А знаете, дети мои, почему? Как потому, что мы, Альберти, чужды теперь мечтаний о них [186], так и потому, что я сам из тех, кто никогда их не ценил. Любая другая жизнь мне всегда нравилась много больше, нежели та, которую ведут, скажем так, государственные мужи. И кому бы она могла понравиться? Жизнь крайне беспокойная, вся в подозрениях, трудах, угодничестве. Какое отличие ты усмотришь между теми, кто изнуряет себя для государства, и общественными рабами? Тут ты что-то затеваешь, там ищешь покровительства, перед этим гнешь спину, с тем ведешь борьбу, а того другого обижаешь: много подозрений и зависти, нескончаемая вражда, ненадежная дружба, щедрые посулы, широкие предложения, все исполнено притворства, суетности, лжи. И чем больше тебе нужно, тем с большим трудом ты сможешь найти человека, который бы по отношению к тебе хранил верность и держал обещание. И таким образом с твоим разорением, с твоими горестями и обязательно с твоим падением пропадают в один миг все твои труды и надежды. И если же тебе после бесконечных домогательств выпадет какая-то удача, что все-таки ты смог бы посчитать своим приобретением? Вот ты занимаешь должность. Какую выгоду ты от этого имеешь, кроме разве того, что можешь почти свободно грабить и насильничать? Здесь на тебя обрушиваются постоянные жалобы, бесчисленные обвинения, великие смуты, а вокруг тебя всегда роятся люди склочные, алчные, бесчестные, которые слух твой наполняют подозрениями, душу – жадностью, ум – страхом и волнениями. Тебе приходится забывать о своих собственных делах, чтобы заниматься теми, которые запутали другие. То нужно привести в порядок государственные налоги и расходы; то принять меры на случай войны; то подтвердить и возобновить законы; всегда находится множество связанных друг с другом дел и обстоятельств, в коих ни тебе одному, ни вместе с другими никогда не дозволено поступать так, как тебе бы хотелось. Каждый считает свои стремления честными, свои суждения – заслуживающими одобрения, свои мнения – лучше других. Уступая общему заблуждению или чьему-то высокомерию, ты бесчестишь себя; стремясь услужить и понравиться одному, ты вызываешь неудовольствие ста. О, одержимость, которой не ведают, несчастье, которого не бегут, зло, которое не ненавидят, как оно того заслуживает; и, мне сдается, все потому, что лишь сей тип рабства предстает облаченным неким достоинством. Ах, глупость людей! Они так любят шествовать с трубачами впереди и тростью в руке, что предпочитают это своему покою в домашнем кругу и подлинному умиротворению души. <���…> Для меня достаточно быть и казаться человеком добрым и праведным, что никогда не навлечет на меня бесчестья. Лишь такая репутация (onoranza) остается со мной в изгнании и останется, доколе я ей не изменю. Другие исполнены суетного тщеславия, когда к ним благоволит фортуна, становятся высокомерными, пользуясь властью, печалятся, если у них ее нет, трепещут в страхе ее утратить, приходят в уныние, ее потеряв, в то время как нас, довольствующихся тем, что имеем сами, и никогда не зарившихся на чужое, не огорчит, если мы не обладаем какой-либо общественной властью или же теряем то, что нами совсем не ценилось. И кто будет ценить это рабство, эти тяготы и бесконечные терзания души? Дети мои, будем тверды в своем выборе и постараемся стать хорошими и праведными хозяевами. Будем счастливы с нашей семьей, наслаждаться теми благами, кои подарила нам фортуна, уделяя часть их нашим друзьям, ибо великое почтение внушает человек, живущий беспорочно и честно.

Лионардо . Насколько я могу судить на основе сказанного вами, Джанноццо, вам присуща та возвышенная и смелая воля, которая, как всегда мне казалось, более достойна мужественной души, нежели какая бы то ни было другая воля и страсть смертных. Вижу, что вы предпочитаете жить сам по себе (vivere a se stessi) – цель достойная и свойственная царственной душе, живя, не иметь ни в ком нужды, удовлетворяться тем, чем фортуна тебя оделила. Имеются и такие, кого заодно с вами я могу с полным основанием подвергнуть критике, поскольку они считают, что величие и благородство души проявляется в том, чтобы возлагать на себя всякое трудоемкое и беспокойное дело с целью добиться в этом большего, нежели другие сограждане. Подобных людей как в других местах, так и в нашей земле [187]немало; воспитанные в [традициях] стародавней свободы [нашего] отечества, исполненные в душе жестокой ненависти к любой тирании, не удовлетворенные общей всем свободой (comune liberta), они хотели бы большей, чем у других, свободы и вольности [188]. Конечно же, Джанноццо, кто захочет занять должность и руководить общественными делами не ради того, чтобы заслужить похвалу и благодарность людей добропорядочных (buoni), но из одного только неумеренного стремления первенствовать и повелевать, тот, согласен с вами, не выкажет себя добрым гражданином и, как вы говорите, достоин великого порицания. И замечу вам, что добрый гражданин будет любить покой, но не столько собственный, сколько также и других, наслаждаться частным досугом, любя досуг других своих сограждан не менее своего, стремиться к согласию, спокойствию, миру, тишине в своем собственном доме, но много более – в своем отечестве и государстве. Этого не достичь, если кто-нибудь из богатых, мудрых и знатных граждан будет претендовать на большее, чем другие свободные, но не столь облагодетельствованные фортуной сограждане. Однако государства также не могут как следует себя сохранять, если все добропорядочные граждане в них будут удовлетворяться лишь своим частным досугом. Мудрые люди говорят, что добропорядочные граждане должны заниматься государством и нести бремя трудов ради отечества, не обращая внимания на кривотолки людские, дабы содействовать общественному спокойствию и благоденствию всех и каждого, а также не допускать к власти людей негодных, кои по нерадению добропорядочных и своей порочности погубили бы все, отчего ни частные, ни общественные дела не могли бы вестись как следует.

И далее, видите ли, Джанноццо, сие ваше весьма заслуживающее одобрения намерение и правило жить добродетельно исключительно в качестве частного лица хотя само по себе превосходно и благородно, однако не найдет последователей у людей, жаждущих славы. А ее создает не частный досуг, но общественная деятельность; на площадях рождается известность, среди народа вскармливается одобрением, звучащим во мнениях многих почтенных мужей. Бежит слава всякого уединения и частного обиталища и охотно располагается и живет в общественных местах, где происходят собрания и многолюдные сходки: там становится известным и знаменитым имя того, кто, прилагая все усилия в неизменном стремлении к благим вещам, избавил себя от безвестности и забвения, от невежества и пороков. Поэтому мне кажется, что ни в коем случае не заслуживает порицания тот, кто как при помощи различных доблестных деяний и устремлений, так и при помощи самого ревностного следования добрым нравам снискал бы расположение честных и добропорядочных граждан. <���…> Но не будем желать того, что мы еще не в состоянии осуществить на деле. Будем делать, как вы нас учите; будем дожидаться своего часа, так как, быть может, когда-нибудь терпение и смирение наши будут вознаграждены, а несправедливость и беззаконие злокозненных и жестокосердных, которые ничем не гнушаются, чтобы причинить нам вред и обиду, будут по праведному приговору Божьему, быть может, наказаны какой-либо заслуженной и подобающей карой. Все свои силы, все старания и всякое умение давайте употребим, Баттиста и ты, Карло, на то, чтобы заслужить похвалу и славу, и таким образом подготовим себя быть полезными государству и отечеству нашему, дабы, когда придет время, мы выказали себя людьми, которых ни Джанноццо, ни эти благородные и осмотрительные старцы не посчитали бы недостойными занимать наиболее высокие и почетные общественные должности.