Array Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Одно только я бы посоветовал тебе, хотя и дерзко, но по-дружески, – не допустить, следуя мнению или примеру толпы, чтобы первые годы твоего мальчика прошли без всякой пользы для воспитания и чтобы только тогда ты направил его к изучению основ наук, когда уже и возраст будет менее податлив и характер более склонен к порокам и, возможно, захвачен уже терниями очень цепких пороков. Ты поищи-ка уже теперь мужа, наделенного неиспорченными и обходительными нравами, а также приметного отнюдь не обычной ученостью, которому ты передашь своего мальчишечку под опеку как наставнику юной души, чтобы с его помощью он впитывал нектар знаний вместе с самим молоком, и равным образом заботу о сынке раздели поровну между кормилицей и наставником, чтобы та укрепляла тельце наилучшей влагой, этот питал душу целительными и благородными дисциплинами.

Действительно, не подобает, на мой взгляд, тебе, мужу, наиученейшему из всех, а равно благоразумнейшему, слушать тех пустых женщин или даже мужчин, во всем похожих на тех женщин, за исключением бороды, которые считают с каким-то жестоким милосердием и преступным благоволением, что детей вплоть до самого их возмужания надо держать возле их мамочки с ее поцелуями, ласками кормилиц, развлечениями и глупостями достаточно бесстыдных служанок и слуг, а также полагают, что их надо как от яда оберегать от наук, утверждая, что дети раннего возраста слишком неразвиты, чтобы быть способными к обучению, и слишком слабы, чтобы быть пригодными к трудным занятиям. Наконец, слишком незначителен успех в том возрасте, дабы ради него нести расходы или мучить слабых детей.

Пока я опровергаю каждое из этих положений, прошу тебя послушать меня немного с душевным вниманием, считая (и это есть правда), что, во-первых, это написано человеком, любящим тебя сильнее, чем кто-либо другой, затем написано о такой вещи, которая касается тебя более, чем любая иная. Ибо что дороже сына, особенно единственного, в которого мы желали бы перелить даже жизнь свою, если было бы можно, а не только состояние. Кто не видит поэтому, что извращенно и превратно поступают те, кто чрезмерно заботится об обработке полей, строительстве зданий, разведении лошадей (и они используют [при этом] советы людей благоразумных и весьма сведущих в практических делах), а воспитанию и формированию детей, ради которых и приуготовляют все прочее, настолько не придают значения, что ни свою душу сами не вопрошают, ни мнения рассудительных людей выведать не стараются, но так, словно речь идет о забавных вещах, выслушивают пустых женщин и каких угодно жалких людишек из плебеев. Что является не менее глупым, чем если бы кто-то, сильно беспокоясь о башмаке, пренебрег самой ногой, или с величайшим усердием заботясь о том, чтобы не было какой-нибудь погрешности в одежде, проявил бы беспечность к здоровью самого тела [277]. Не буду здесь задерживать тебя, муж наилучший, общими рассуждениями о том, насколько сила природы, насколько любовь, насколько божественный закон, насколько человеческие установления требуют, чтобы родители имели обязанности перед детьми, перед теми, благодаря которым мы, насколько это возможно, избегаем смерти и становимся бессмертными. Однако некоторым кажется, что они превосходно исполнили родительскую обязанность, если только родили детей, в то время как это наименьшая доля любви, какую требует звание отца. Действительно, чтобы быть истинным отцом, ты должен заботиться о сыне, и первая и главная забота заключается в той обязанности, которой человек отличается от животных и более всего уподобляется божеству. Какое беспокойство проявляет множество матерей, чтобы ребенок не оказался косоглазым или слегка косящим, с обвисшими щеками, кривошеим, сутулым, с разными голенями, с кривыми ногами, с несоразмерными пропорциями всего тела! Для их устранения, кроме прочих вещей, обычно используют также свивальники и головные повязки, которыми подбирают вверх щеки. В то же время обращают внимание на молоко, пищу, купание, движение [278], благодаря чему, как учат во многих книгах медики (а именно Гален [279]), приобретается благополучное телесное здоровье детей; и не откладывают это усердие до семи или десяти лет, но призывают к этой заботе, едва приняв ребенка из тайников материнского лона. И правильно делают, поскольку именно пренебрежение детским возрастом часто приводит людей к болезненной и несчастной старости, если случается все же дожить до нее. И еще даже ребенок не появился на свет, а материнская забота – на страже: беременные не едят какую угодно пищу, остерегаются неосторожного телесного движения, а если что-то случайно попадает в лицо, они сразу же, отторгнув его рукой, прикладывают к потаенной части тела. Опыт показывает, что это целительное средство применялось для того, чтобы скрыть в потаенной части тела ту уродливость, которая [иначе] появится на видимой части [280].

Никто не называет преждевременной такую заботливость, которую прилагают к худшей части: почему в таком случае та часть, благодаря которой мы получили в подлинном смысле имя человека, столько лет в пренебрежении? Разве не глупо сделает тот, кто разукрасит шапк у, оставив по небрежению голову непричесанной и покрытой паршой? Но гораздо нелепее проявлять справедливую заботу о смертном теле и не принимать во внимание бессмертную душу. Скажи-ка, если у кого-то в доме родился жеребенок или щенок с породистыми свойствами, разве не начинает хозяин сразу же обучать его для своей надобности? И делает он это в соответствии со своим намерением тем скорее, чем послушнее воле воспитателя ранний возраст животного. Ты рано учишь попугая говорить на человеческом языке, зная, что, чем старше он станет, тем менее будет восприимчив, об этом даже народная пословица напоминает: «Старенький попугай презирает ферулу». Но каково же – неусыпно заботиться о птице и ничего не сделать для сына! Почему землепашцы не бездеятельны? Разве не учат они постоянно, что с помощью прививки еще нежные саженцы теряют дикие природные свойства, и разве ждут они, когда ствол уже окрепнет? И они не только принимают меры предосторожности к тому, чтобы не выросло деревцо искривленным, чтобы его не поразил какой-нибудь другой порок, но даже если что-то поражено, они спешат исправить [281], пока растение еще гибко и поддается формирующей руке. Но какое животное или какое растение отвечают ожиданиям и потребностям собственников и землепашцев, если природе не поможет наше усердие? Чем своевременнее это делается, тем больший успех воспоследует.

Природа-родительница именно безгласным животным для исполнения врожденных обязанностей оказала больше поддержки [по сравнению с человеком], но так как божественное провидение человеку, единственному из животных, дало силу разума, оно отвело наиважнейшую роль наставлению; как весьма справедливо написал один автор: первое, второе и третье, т. е. основа и вершина всякого человеческого счастья, есть правильное наставление и должное воспитание. В одном кратком изречении Демосфен хвалил хорошее произнесение [282], и притом хвалил верно, но для мудрости гораздо важнее хорошее наставление, чем произнесение для красноречия. Ибо источник всякой добродетели есть тщательное и безупречное воспитание. Равно как для глупости и порочности первое, второе и третье – небрежное и превратное наставление. Оно преимущественно у нас и осталось. Такое же суждение и относительно того, почему природа наделила прочих животных быстротой, умением летать, остротой глаз, огромным и сильным телом, чешуей, шерстью, волосяным покровом, скорлупой, рогами, когтями, ядами, чтобы с их помощью они могли сохранять собственную безопасность, заботиться о себе и воспитывать своих детенышей; только человека она создала слабым, голым, беззащитным [283], но взамен всего этого она дала ему ум, способный к наукам, с тем чтобы в нем одном заключалось все, при условии если его упражнять. И чем менее то или иное животное способно к обучению, тем более имеет врожденного знания. Пчелы не учатся строить соты, собирать нектар, производить мед. Муравьев не наставляют собирать летом пищу в щели, откуда они зимой питаются, но все это делается по инстинкту природы. Человек же не умеет ни есть, ни ходить, ни говорить, если не обучен. Поэтому если дерево без прививки не приносит плодов или приносит плоды безвкусные, если собака без нашего старания вырастает негодной для охоты, лошадь непригодной к верховой езде, вол не способным пахать, то сколь диким, сколь бесполезным животным окажется человек, если его усердно и вместе с тем своевременно не воспитывать с помощью наставления?