Оливер Буркеман - Антидот. Противоядие от несчастливой жизни

Перед тем как войти в библиотеку, продолжая думать о странной женщине, я зашел в мужскую комнату. Я мыл руки и размышлял: «Надеюсь, я не закончу так же, как она». Стоявший рядом человек бросил взгляд в мою сторону, и я вдруг с потрясением понял, что не только подумал, но и пробормотал это вслух. «Боже мой, да я уже такой же, как она», — промелькнуло в голове.

Впервые прочитав это, я вздрогнул, сразу же вспомнив о своем стоическом опыте в лондонском метро. Тогда я хотел убедиться в том, что могу вытерпеть смущение и спокойно относиться к тому, что окружающие примут меня за ненормального. Мысль Толле была более радикальной: грань между такими «ненормальными» и остальными людьми может быть очень тонкой — разница лишь в том, что нам, нормальным, удается не делать наш безостановочный внутренний монолог достоянием других.

Он полагает, что, как только мы идентифицируем себя со своим внутренним голосом, начинаем подразумевать под ним себя, наше мышление становится компульсивным, то есть постоянным и безостановочным. Идея дать мышлению передышку не приходит нам в голову. Мы считаем, что наша способность думать и наше существование едины и неразделимы. «Неспособность перестать думать — ужасный недуг, но мы не понимаем этого, поскольку почти все люди подвержены ему. Поэтому считается, что это нормально» , — пишет Толле. Идентифицируясь со своими мыслями, мы создаем ощущение самости, которое он называет «эго». (Этот термин используется многими мыслителями в самых различных смыслах.) Но жизнь на службе эго никак не может быть счастливой.

Почему же эго не может дать нам счастья? Аргументация Толле в этой части напоминает стоиков, которые утверждали, что источник наших бед — наши суждения об окружающем. Он развивает эту мысль и считает, что подобные суждения и вообще все наши мысли есть то, как мы себя понимаем. Мы не просто расстроены нашими мыслями, мы принимаем их за самих себя. Эго, порожденное такой идентификацией, начинает жить собственной жизнью. Оно поддерживается неудовлетворенностью, конфликтом с текущим моментом и недовольством происходящим при постоянном планировании будущего, которое означает, что счастье наступит когда-то, но именно сейчас невозможно. Эго в понимании Толле пышным цветом расцветает на драме, поскольку компульсивное мышление подразумевает склонность к драматизации, а также на постоянном проецировании будущих событий, поскольку намного проще постоянно думать о будущем, чем осмысливать настоящее. (Действительно, можно попробовать и убедиться в том, что навязчивые мысли о настоящем — довольно трудная штука.) Но если все это так, получается, что мы ненароком сами приговорили себя оставаться несчастными. Мы принимаем за собственную сущность компульсивное мышление, а оно основано на нашем ощущении неудовлетворенности.

Толле согласен с тем, что мышление — исключительно полезная вещь, и поэтому выход из западни не в том, чтобы прекратить думать, а в растождествлении себя со своими мыслями, то есть, говоря словами «Силы настоящего», в понимании того, что «ты — это не твой ум». По его мнению, мы должны начать использовать свой ум как инструмент, вместо того чтобы позволять уму использовать нас, что обычно и происходит. Толле утверждает, что, когда Декарт говорит: «Мыслю, следовательно, существую», он провозглашает не «самую фундаментальную истину», а формулирует «самую распространенную ошибку».

По мнению Толле, мощное переживание, случившееся в ту памятную ночь, было именно его растождествлением с мышлением. В то время он получил магистерский диплом с отличием по языкознанию и истории и начинал готовиться к диссертации. «Меня подстегивал страх оказаться недостаточно успешным, поэтому я очень старался, и у меня все получалось», — вспоминает он. Он видел себя как зреющего интеллектуала и был убежден, что «ключ к решению всех вопросов человеческой жизни — в интеллекте, то есть в мышлении». Но интеллектуальные усилия не делали его счастливым, и от понимания этого ему становилось еще хуже. Он пишет, что жил в состоянии почти непрерывной тревоги. Постепенно, а вскоре уже и стремительно, тревога нарастала. Что-то должно было произойти, и однажды ночью, вскоре после его 29-летия, это случилось:

«Я проснулся среди ночи с ощущением абсолютного ужаса. Я и раньше просыпался в похожем состоянии, но сейчас это чувство было сильнее, чем когда-либо прежде. Ночная тишина, неясные очертания мебели в комнате, шум проходящего вдали поезда — все это казалось таким чуждым, таким враждебным и крайне бессмысленным, что породило во мне глубочайшее отвращение к окружающему. Но самым отвратительным было мое собственное существование… Я чувствовал, как сильнейшее стремление к уничтожению, к небытию, начинает преобладать над инстинктивным желанием жить. «Я больше не в силах переносить себя» — эта мысль постоянно крутилась в моей голове».

«Я больше не в силах переносить себя» — эта фраза звучит как клише, но Толле неожиданно поразили подразумевающиеся в ней смыслы. Он вспоминает о своих размышлениях: «Если я не могу терпеть себя, значит, нас двое: «я» и некая «самость», с которой «я» не готово примириться. Возможно, только что-то одно является настоящим. Это понимание парализовало меня настолько, что ум остановился. Я был в сознании, но без единой мысли». А затем, совершенно неожиданно, наступило утро — то самое, когда он ощутил переполняющее его «глубокое непрерывное спокойствие и блаженство».

Если верить рассказу Толле, то получается, что он перестал ошибочно считать себя тем, что он думает, и увидел себя как бы со стороны. Вы можете без труда попробовать испытать то же самое, понаблюдав за своими мыслями. Представьте себя кошкой, стерегущей мышку у норы, и ждите появления следующей мысли, рекомендует Толле: «Услышав мысль, вы осознаете не только ее, но и себя, наблюдающего ее. Появится новое измерение сознания. Слушая мысль, вы ощутите осознанное присутствие вашего глубинного «я» как бы над или под этой мыслью. Она постепенно станет терять власть над вами и быстро исчезнет, поскольку вы больше не возбуждаете мозг отождествлением с ней. Это начало конца компульсивного мышления».

Нам всем случалось оказаться «над или под» мыслями в моменты, когда мышление как будто замирает: в восхищении любуясь пейзажем, после интенсивных физических нагрузок или во время занятий любовью.

Вся сложность заключается в том, чтобы применять такое отношение к мыслительному процессу постоянно, даже когда вы думаете. Это может показаться знакомым, поскольку отсылает нас к буддизму, в котором такой способ наблюдения за мыслями является формой медитации.