Фридрих Ницше - Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей

«Искусство ради искусства» столь же опасный принцип: этим вносится мнимая противоположность в вещи, — в результате оклеветание реальности («идеализация в сторону безобразного » {196} 196 Ср. у Карла Гроса: «красота однообразна, а безобразное благодаря своему строптивому и своенравному характеру выступает как носитель индивидуального и характерного». См. также. прим. {61} (о Вагнере) и далее у самого Ницше — §§ 416 , 804 –809. ). Отрывая известный идеал от действительности, мы тем самым унижаем действительность, делаем её беднее содержанием, клевещем на неё. «Прекрасное ради прекрасного», «истинное ради истинного», «добро ради добра» — это три формы враждебного отношения к действительности.

Искусство, познание, мораль — суть средства : вместо того, чтобы видеть в них тенденцию к повышению уровня жизни, их привели в связь с противоположностью жизни , с «Богом» — как некоторые откровения высшего мира, который просвечивает в них время от времени...

«Прекрасное» и «безобразное» , «истинное» и «ложное» , «добро и зло» — эти разграничения и антагонизмы указывают на условия существования и повышения, не человека вообще, а некоторых замкнутых и прочных комплексов, которые стремятся отмежеваться от своих противников. Война , которая отсюда возникает, и есть самое существенное при этом: она есть средство отграничения , которое усиливает изоляцию...

Моралистический натурализм: сведение мнимо-эмансипированной, сверхъестественной ценности морали к её истинной «природе», т. е. к естественной имморальности , к естественной полезности и т. д.

Я мог бы определить тенденцию настоящих изысканий как «моралистический натурализм» . Моя задача заключается в том, чтобы привести мнимо-эмансипированные и утратившие свою природу моральные ценности назад к их природе, т. е. к их естественной «имморальности» .

NB. Сравнить со «святостью» евреев и её естественным основанием; совершенно так же обстоит дело с возведённым в верховенство нравственным законом , оторванным от связи с его природой (до противоположности к природе).

Ступени денатурализации морали (так называемой идеализации ); мораль как:

— путь к индивидуальному счастью;

— продукт познания;

— категорический императив;

— путь к святости;

— отрицание воли к жизни,

(растущая жизневраждебность морали ).

Подавленная и уничтоженная ересь в морали. Понятия: языческое, мораль господ, virtu.

Моя проблема: : как велик вред, причинённый до настоящего времени человечеству моралью, так же как и его моральность? Вред для жизни, духа и т. д.

Пора наконец отставить в угол человеческие ценности, где им, собственно, и место: как ценностям рабочим. Немало животных видов исчезло с лица земли; если бы исчез человек, то ничто в свете не изменилось бы. Нужно быть достаточно философом, чтобы с удовольствием созерцать также и это ничто (Nil admirari [98] ничего удивительного (лат.) . ).

Человек — незаметный, слишком высоко о себе мнящий животный вид, время которого, к счастью, ограничено; жизнь на земле в целом — мгновенье, эпизод, исключение без особых последствий, нечто, что пройдёт бесследно для общей физиономии земли; сама земля, подобно остальным небесным телам — зияние между двумя ничто, событие без плана, разума, воли, самосознания, худший вид необходимого, глупая необходимость... Что-то возмущается в нас против такой точки зрения, змея-тщеславие нашёптывает нам: всё это должно быть ложным, ибо это возмущает нас... Разве не могло бы всё это быть одной видимостью? И человек, несмотря на всё это, говоря словами Канта {197} 197 «В системе природы человек (homo phaenomenon, animal rationale) — незначительное существо, имеющее ценность, одинаковую с другими животными... Однако человек, рассматриваемый как лицо, т. е. как субъект морально-практического разума, выше всякой цены». [291] , ...

[Об идеале моралиста.] Этот трактат посвящается великой политике добродетели. Мы предназначили его для тех, кому важно научиться не тому, как самому сделаться добродетельным, а как сделать других добродетельными — как обеспечить господство добродетели. Я хочу даже показать, что для того, чтобы хотеть последнего — господства добродетели, — мы принципиально не должны желать первого; мы тем самым отказываемся от возможности стать добродетельными. Эта жертва велика, но цель стоит, может быть, такой жертвы. И — даже больших жертв... И некоторые из самых знаменитых моралистов шли на этот риск. Дело в том, что ими уже была познана и предвосхищена та истина, которой должен учить в первый раз этот трактат — что господство добродетели может быть достигнуто только с помощью тех же средств , которыми вообще достигают господства, и, во всяком случае, не посредством добродетели...

Как мы уже сказали, в этом трактате идёт речь о политике добродетели: он формулирует идеал этой политики, он описывает её такой, какой она должна была бы быть, если бы что-нибудь могло быть на сей земле совершенным. Но ведь ни один философ не усомнится в том, что следует считать образцом совершенной политики; конечно — макиавеллизм {198} 198 Макиавеллизм — искусство управления государством вне какой-либо морали. О Макиавелли см. прим. {165} . . Но макиавеллизм, pur, sans melange, cru, vert, dans toute son âpreté [99] чистый, без примеси, не обработанный, незрелый, во всей своей силе, во всей своей резкости (фр.) . , сверхчеловечен, божественен, трансцендентен; человек никогда не осуществляет его вполне, а разве что только с ним соприкасается. И в этом рассматриваемом нами более узком роде политики, в политике добродетели, идеал этот, по-видимому, никогда не был ещё достигнут. И Платон только коснулся его {199} 199 Платон (V в. до н. э.) ещё очень далёк от такой «беспринципности», называя единовластие («тиранию») наихудшей формой правления, однако и он считает первостепенной заботу о войске («не будет армии, не будет и законов», — твердят оба); и Платон, и Макиавелли сходятся также в необходимости государственного контроля над религией, искусством и развлечениями. . Даже у самых беспристрастных и сознательных моралистов (а это ведь и есть название для таких политиков морали и всякого рода открывателей новых моральных сил) можно открыть (при условии, конечно, что у нас есть глаза для скрытых вещей), следы того, что они отдали свою дань человеческой слабости. Они все тяготели к добродетели и для самих себя, — по крайней мере в периоды утомления, — первая и капитальная ошибка моралиста, — в качестве последнего ему надо быть имморалистом дела . Что именно он не должен таковым казаться , это другое дело: такое принципиальное самоограничение (или, выражаясь моральным языком, — притворство) должно входить вместе со всем остальным в канон моралиста и его собственного и главного учения об обязанностях, — без неё он никогда не достигнет совершенства в своём роде . Свобода от морали, а так же от истины ради той цели, которая стоит всякой жертвы — ради господства морали : так гласит этот канон. Моралистам нужна поза добродетели , а также поза истины. Их ошибка начинается только там, где они уступают добродетели, где они теряют власть над добродетелью, где они сами становятся моральными , становятся правдивыми . Великий моралист, между прочим, необходимо должен быть и великим актёром; опасность для него заключается в том, что его притворство нечаянно может стать его натурой, — точно так же, как его идеал в том, чтобы различать подобно богам своё esse [100] бытие (лат.) . и своё operari [101] дело (лат.) . всё, что он ни делает, он должен делать sub specie boni, — высокий, далёкий, требовательный идеал! Божественный идеал! И в самом деле, речь идёт о том, что моралист подражает как своему образцу не кому иному, как самому Богу — Богу, этому величайшему аморалисту дела, какой только существует, но который, тем не менее, умеет оставаться тем, что он есть — добрым Богом...