Василий Джелдашов - Карлос Кастанеда. Расколотое знание

Всегда, когда я мог её воспринимать, она находилась справа от меня, распространяясь вперёд до горизонта и вверх до бесконечности, разделяя мир надвое.

Стена тумана поворачивалась одновременно с движением головы, поэтому я никогда не имел возможности повернуться к ней лицом» (К-6).

Одной из причин того, что я сразу и безоговорочно принял написанное Кастанедой, стал случай, приключившийся со мной и связанный со стеной тумана.

Это случилось в начале моей службы в армии.

В первые дни, окунувшись в тяжесть солдатской жизни, я спал как убитый, без снов. Но однажды: «Я точно знаю, что сплю, – сказал я сам себе во сне. – Но почему ничего не вижу? То есть… вижу только что-то серое». Это серое тянулось во все стороны – и вправо, и влево, и вверх, и вниз. Семнадцать лет я не знал ответа на этот вопрос и не мог нигде найти его – что же это была за стена тумана. Кстати, она была прямо передо мной. И проснулся я, испугавшись того, что она начала меня втягивать в себя. И думаю, что если бы я ушёл в эту стену тумана тогда, то в нашем мире я умер бы в морге в результате вскрытия.

Но если бы я перед этим случаем знал, что можно сделать со стеной тумана, – кто знает, что бы я выбрал…

«Я вспомнил, что был однажды с доном Хуаном и ещё одним человеком, лица которого вспомнить не мог. Мы втроём беседовали о чём-то, что я воспринимал как одну из черт мира. Оно находилось в пяти-семи метрах справа от меня и выглядело как бесплотная стена жёлтого тумана, разделявшего, насколько я мог судить, весь мир надвое. Эта стена простиралась от земли до неба, уходя в бесконечность. Пока мы беседовали, половина мира, находившаяся справа от меня, была целиком закрыта этим туманом, левая же половина была видна как на ладони.

Я помню, как сориентировался по ландшафтным признакам и понял, что ось стены тумана идёт с востока на запад. Помню, как спросил дона Хуана, что случилось с миром к югу от этой линии. Дон Хуан заставил меня повернуться вправо, и я увидел, что стена тумана передвигается по мере того, как я поворачиваю голову. Мир был разделён на уровне, недоступном моему интеллекту. Разделение казалось реальным, но граница проходила не на физическом уровне. Она была как-то связана со мной самим.

Был ещё осколок этого воспоминания. Тот, другой человек сказал, что разделить мир надвое – очень большое достижение. Но ещё большее достижение, когда у воина достаточно невозмутимости и контроля для того, чтобы остановить вращение этой стены. Он сказал, что эта стена не находится внутри нас. Она определённо снаружи в мире, разделяя его на две части и вращаясь, когда мы поворачиваем голову, как если бы она была прикреплена к нашим вискам. Успешное удержание стены от поворота даёт воину возможность повернуться к ней лицом и силу проходить сквозь неё в любое время, когда он только пожелает» (К-6).

«Стена, стена, стань к лесу задом, а ко мне передом». Тьфу ты чёрт, не стена же, а…

Так что же это там надо поворачивать, что нам говорит фольклор? «Лес как отдельный изолированный элемент ещё ничего не доказывает. Но что этот лес не совсем обычен, видно по его обитателям, по избушке, которую вдруг видит перед собой герой. Идя «куда глаза глядят» и невзначай подняв взор, он видит необычайное зрелище, – избушку на курьих ножках. Эта избушка как будто бы давно знакома Ивану: «Нам в тебя лезти, хлеба-соли ести». Он нисколько не удивлён ею и знает, как себя держать.

Повёртывается она, однако, не сама собой. Герой должен заставить её повернуться, а для этого нужно знать и произнести слово. Опять мы видим, что герой нисколько не удивлён.

Но отчего же не обойти избушки и не войти с той стороны? Очевидно, этого нельзя. Очевидно, избушка стоит на какой-то такой видимой или невидимой грани, через которую Иван никак не может перешагнуть. Попасть на эту грань можно только через избушку, и избушку нужно повернуть, «чтобы мне зайти и выйти»». ( Корни .) Здесь ещё можно отметить такой момент, что Иван идёт куда глаза глядят, но глядят-то они вниз, на землю, то есть он идет, глядя перед собой и расфокусировав зрение; то есть или медитируя, или пытаясь достигнуть смолкания ума, и вдруг – «невзначай подняв взор» – опа! он видит избушку на курьих ножках! Кстати, такой способ ходьбы – сосредоточенно глядя в землю перед собой, как средство сдвинуть точку сборки, – описан и у Кастанеды и у Ф. Доннер в книге «Жизнь в сновидении».

Больше всего шаманов сохранилось на азиатском Севере, среди народов, проживающих в тундре, может быть, потому, что «тундра – это страна волшебных превращений, край миражей. Солнце, ветер, туман сообща создают движущиеся волшебные картины, словно бы воздух между небом и землёй – не воздух вовсе, а туго натянутый экран». ( Платов. )

Люди с определённой озабоченностью могут увидеть вход в иной мир в несколько экстравагантном виде.

«Я вспомнил, что дон Хуан и его воины пересекли мост прежде нас. Донья Соледад и Элихио автоматически пошли с ними. Последней перешла женщина-нагваль.

Сильвио Мануэль и Элихио держали открытыми какие-то створки. У меня было достаточно энергии, чтобы сфокусировать на них своё внимание. Это не походило на углубление в холме, находящемся по ту сторону моста, не было это и отверстием в стене тумана, хотя я мог различить туманоподобные испарения вокруг створок. Это была тёмная таинственная расщелина, стоявшая сама по себе вне всего остального. Она была размером в человеческий рост, но узкой. Дон Хенаро пошутил, назвав её «космическим влагалищем». Эта реплика вызвала у его друзей гомерический хохот» (К-6).

«Она сказала, что я не должен позволять событиям той ночи на мосту смущать меня. Я не должен считать, как считал когда-то Нагваль Хуан Матус, что существует какой-то действительно физический проход в другое «я». Расщелина, которую я видел, была просто воплощением их намерения, обусловленного смесью одержимости Нагваля Хуана Матуса относительно проходов и странного чувства юмора Сильвио Мануэля. Эта смесь и создала «космическое влагалище». Насколько она знает, проход из одного «я» в другое не имеет физической материальности. «Космическое влагалище» было физическим выражением силы двух людей приводить в движение колесо времени.

Флоринда объяснила, что когда она и её друзья говорят о времени, они не имеют в виду что-то такое, что измеряется движением часовой стрелки. Время является сущностью внимания; эманации Орла состоят из времени, и, по существу, когда входишь в любой аспект другого «я», то знакомишься со временем» (К-6).