Array Array - БЕЗГРАНИЧНОЕ. ВОСТОЧНЫЕ И ЗАПАДНЫЕ СТРАТЕГИИ САМОРАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕКА

С появлением исходной границы наше обособленное теперь "я" кажется отделенным, навсегда отделенным непреодолимой пропастью от "окружающего" мира. Мы уже больше не мир, мы предстоим перед ним. Сознание единения становится индивидуальным сознанием, Высшее Тождество становится личным тождеством, "Я" становится "я". Первые две главные противоположности, субъект-зрящий и объект-зримое, размыкают свои вечные объятия и смотрят теперь друг другу в лицо как смертельные враги. И начинается сражение мною и моим миром. Внешняя среда становится потенциальной угрозой, так как в ее власти уничтожить то, что я теперь чувствую "подлинным" собой, а именно, мой организм, мое тело-ум. Так здесь впервые появляется совершенно новый фактор, которому суждено иметь огромное значение: появляется сознание страха смерти.

Древний даосский мудрец говорил: "Настоящий человек древности не знал ни любви к жизни, ни ненависти к смерти; не радовался своему появлению [на свет] и не противился уходу [из жизни]; безразлично покидал [этот мир] и безразлично приходил в него, и это все... Это означает, что он не прибегал к разуму, чтобы противиться Дао, не прибегал к человеческому, чтобы помогать небу".* Вот он каким был, этот Настоящий Человек. Где-то в другом месте тот же мудрец говорит о Настоящем Человеке так: "Я не привязан к телу и оставил всякую мысль о познании. Освобождаясь от ума и тела [т.е., обособленного организма как тела-ума], я становлюсь единым с бесконечным". Иными словами, смерть организма составляет проблему лишь для того, кто отождествляет себя с организмом и только.

* "Дао Дэцзин", 14 (Перевод Ян Хин-шуна)

Ибо в момент, когда человек отделяет "себя" от среды, тогда и только тогда возникает этот сознательный страх смерти. Настоящий Человек древности не боялся смерти не потому, что был слишком глуп и чего-то не понимал, но потому что, "выходя за пределы ума и тела", он был вечно един с бесконечным. И этот Настоящий Человек, как сказал бы Риндзай, на самом деле есть Истинное Я человека, его сознание единения. Когда человек сознает, что его глубочайшее Я – это Я вселенной, видимая смерть индивидуальных форм для него становится не только приемлемой, но и желанной.

Умирают только части, не Целое. Но как только человек воображает свое подлинное "я" заключенным исключительно в пределах данного конкретного организма, беспокойство о смерти этого организма становится всепоглощающим. Проблема смерти, страх небытия, образуют самое ядро "я", вообразившего себя всего лишь частью.

Кроме того, это изначальное чувство страха делает почти невозможным для обособленного "я" понимание и принятие единства жизни и смерти. Как и все остальные противоположности, которые мы рассмотрели, бытие и небытие составляют неразделимое единство. Несмотря на их видимое различие, они являются друг другом. Жизнь и смерть, рождение и умирание – это просто два разных способа восприятия этого вневременного момента.

Давайте посмотрим на это следующим образом: все, что только что родилось, что только что начало существовать, не имеет прошлого. Иными словами, рождение есть состояние отсутствия прошлого. И, соответственно, все, что только что умерло, что только что перестало существовать, не имеет будущего. Смерть есть состояние отсутствия будущего. Но мы уже видели, что этот настоящий момент не имеет ни прошлого, ни будущего. То есть рождение и смерть в настоящий момент едины. Этот момент прямо сейчас рождается, – вы никогда не сможете найти у него прошлое, что-то до него. И точно так же этот момент прямо сейчас умирает, – вы никогда не сможете найти у него будущее, что-то после него. Он обретает бытие и уходит в небытие одновременно. Таким образом, настоящее оказывается совпадением противоположностей, единством рождения и смерти, бытия и небытия, жизни и умирания. Как говорил Иппен, "Каждое мгновение – последнее, и каждое мгновение – рождение вновь".

Но человек, отождествляя себя только со своим организмом (исходной границей), принимает лишь половину процесса рождения-смерти. От другой половины – от смерти – он отказывается. По существу, смерть – это именно то, чего он теперь боится больше всего. И поскольку смерть представляет собой состояние отсутствия будущего, то когда человек отказывается от смерти, это означает на самом деле, что он отказывается жить без будущего. Фактически, человек нуждается в будущем как залоге того, что будет не так сильно ощущать запах смерти в настоящий момент. Его страх смерти, действуя открыто или скрыто, понуждает его все время думать о завтрашнем дне, жаждать его наступления, строить планы или, по крайней мере, откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Его страх смерти заставляет его искать будущего, тянуться к будущему и двигаться по направлению к будущему. Одним словом, его страх смерти порождает в нем сильное ощущение времени. В этом есть некоторая ирония, ведь поскольку обособленное "я" иллюзорно, смерть его также иллюзорна. Как говорил об этом суфийский мистик Хазрат Хан, "нет смертности, есть только иллюзия, и то впечатление от этой иллюзии, которое человек на протяжении всей жизни хранит в сердце своем в виде страха". На этом уровне человек создает иллюзию времени, чтобы умерить свой страх перед иллюзорной смертью.

В этом смысле время – иллюзия, выдвигаемая против другой иллюзии. Существует история о человеке, который встретил в автобусе старика нездорового вида, в руке у которого был коричневый бумажный мешок, куда он время от времени бросал кусочки еды. В конце концов пассажир не выдержал и спросил, кого он там, в бумажном мешке, кормит. "Это мангуста. Знаете, есть такое животное, которое может убивать змей". "Но зачем вы носите его с собой?" "Видите ли, я алкоголик, – ответил старик, – и мне нужна мангуста, чтобы отпугивать змей, когда у меня белая горячка". "Но разве вы не знаете, что эти змеи просто воображаемые?" "О, конечно", – ответил старик, - "так ведь и мангуста тоже воображаемая". Подобным же образом мы используем иллюзию времени, чтобы отпугивать иллюзию смерти.

Вечное и вневременное "сейчас" – это сознавание, которому неведомо ни прошлое, ни будущее. У вечно настоящего нет будущего, нет границы, нет завтра – нет ничего перед ним, ничего после него. Но это и есть самое основное условие смерти, ибо смерть – состояние без будущего, без завтра, без грядущего времени. Поэтому принимать смерть – значит совершенно спокойно жить без будущего, то есть жить в настоящем над временем, как говорил Эмерсон.

Но с появлением исходной границы человек отказывается от смерти и, следовательно, отказывается жить без будущего. Иными словами, человек отказывается жить без времени. Он требует времени, создает время, живет во времени. Выживание становится его надеждой, время – самым драгоценным достоянием, а будущее – единственной целью. Таким образом время, конечный источник всех его проблем, становится воображаемым источником его спасения. Он с головой бросается во время,... пока его время не приходит, и он, как и в самом начале, не оказывается лицом к лицу с сутью своего обособленного "я" – со смертью.