Карлос Кастанеда - Второе кольцо силы

– Он был похож на меня?

– Это был ты, конечно, не такой как ты выглядишь сейчас. Я не могу на самом деле сказать, на что он был похож. Когда я хочу подумать о нем, мне делается дурно

Я рассказал ей о моем мимолетном восприятии, что она вышла из своего тела под действием моего удара. Я намеревался прощупать ее не без причины. Мне показалось, что причиной, лежащей позади всего этого события, было вынудить нас извлечь источники, которые обычно закрыты для нас. Я, несомненно, нанес ей смертельный удар, я нанес глубокое повреждение ее телу, и все же я не мог сделать этого сам. Я действительно ощущал, что я ударил ее своим левым кулаком – об этом свидетельствовала огромная красная шишка у нее на лбу, – и тем не менее, суставы мои не опухли и я не чувствовал в них ни малейшей боли или неприятного ощущения. Удар такой силы мог бы сломать мне руку.

Услышав мое описание того, как я видел ее прижавшейся к стенке, она пришла в полное отчаяние. Я спросил ее, было ли у нее какое-нибудь ощущение того, что я видел, такое, как чувство выхода из своего тела, или мимолетное восприятие комнаты.

– Я знаю теперь, что я обречена, – сказала она. – очень немногие остаются в живых после касания дубля. Если моя душа уже вышла, я не останусь в живых. Я буду делаться все слабее и слабее, пока не умру.

Ее глаза дико блестели. Она поднялась, и по-видимому, была на грани того, чтобы ударить меня, но упала обратно.

– Ты забрал мою душу, – сказала она. – ты, должно быть, держишь ее теперь у себя в кармане. Хотя, разве ты должен был говорить мне все это?

Я поклялся ей, что не имел намерений причинить ей вред, что я действовал любым способом исключительно ради самозащиты и поэтому не таил зла против нее.

– Если моей души нет у тебя в кармане, это еще хуже, – сказала она. – она, должно быть, скитается бесцельно поблизости. Тогда я никогда не получу ее обратно.

Донья Соледад казалась лишенной энергии. Ее голос стал слабее. Я захотел, чтобы она пошла и легла. Она отказалась покинуть стол.

– Нагваль сказал мне, что если я потерплю полную неудачу, я должна тогда передать тебе его сообщение, – сказала она. – он велел мне сказать тебе, что он давно заменил твое тело. Ты теперь являешься им самим.

– Что он хотел этим сказать?

– Он маг. Он вошел в твое старое тело и заменил его светимость. Теперь ты сияешь, как сам Нагваль. Ты больше не сын твоего отца. Ты – сам Нагваль.

Донья Соледад встала. Она нетвердо держалась на ногах. Она, по-видимому, хотела сказать что-то еще, но издавала ужасные звуки. Она пошла в свою комнату. Я помогал ей до двери. Она не хотела, чтобы я входил. Она сбросила одеяло, которое покрывало ее, и легла на свою постель. Она спросила очень мягким голосом, не могу ли я сходить недалеко на холм и понаблюдать оттуда, чтобы узнать, не приближается ли ветер. Она добавила самым небрежным тоном, что я должен взять ее пса с собой. Ее требование показалось мне неуместным. Я сказал, что я лучше взберусь на крышу и посмотрю оттуда. Она повернулась ко мне спиной и сказала, что самое лучшее, что я смогу сделать для нее, это взять собаку на холм, чтобы она смогла приманить ветер. Я сильно рассердился на нее. Ее комната в полутьме производила самое жуткое впечатление. Я пошел в кухню, взял две лампы и пошел обратно. При виде света она истерически завопила. Я тоже издал вопль, но по другой причине. Когда свет попал в ее комнату, я увидел, что пол свернулся, как кокон, вокруг ее постели. Мое восприятие было таким мимолетным, что в следующий момент я мог поклясться, что эту призрачную сцену вызвала тень проволочных защитных сеток ламп. Это иллюзорное восприятие привело меня в ярость. Я встряхнул ее за плечи. Она заплакала, как ребенок, и обещала больше не устраивать своих трюков. Я поставил лампы на комод и она мгновенно уснула.

Утром ветер изменился. Я ощущал сильные порывы, бьющие в северное окно. Около полудня донья Соледад снова вышла. Она, казалось, немного пошатывалась. Краснота в ее глазах исчезла, и припухлость на лбу уменьшилась, там была едва заметная шишка.

Я почувствовал, что мне пора уезжать. Я сказал ей, что хотя я записал сообщение, которое она передала мне от дона Хуана, оно не прояснило ничего.

– Ты больше не сын своего отца. Ты теперь сам Нагваль, – сказала она.

Со мной творилось что-то невообразимое. Несколько часов тому назад я был беспомощным и донья Соледад действительно пыталась убить меня, но в этот момент, когда она говорила мне, я забыл ужас этого происшествия. И тем не менее, была другая часть меня, которая могла проводить целые дни, обдумывая бессмысленные конфронтации с людьми относительно моей личности и моей работы. Эта часть казалась реальным мной, которого я знал всю свою жизнь. А та часть меня, которая прошла через схватку со смертью этой ночью, а затем забыла об этом, не была реальной. Она была мною и все же мною не была. В свете таких несообразностей заявления дона Хуана не казались такими надуманными, но были пока еще неприемлемыми.

Донья Соледад казалась рассеянной. Она мирно улыбалась.

– О, она здесь! – сказала она внезапно. – какая удача для меня. Мои девочки здесь. Теперь они позаботятся обо мне.

Она, казалось, изменилась к худшему. Она выглядела такой же сильной, как прежде, но ее поведение было раздвоенным. Мои страхи возросли. Я не знал, оставить ее здесь или взять ее в больницу в город в нескольких сотнях миль отсюда.

Внезапно она вскочила, как маленьких ребенок, и побежала через переднюю дверь и вниз по подъездной дороге по направлению к шоссе. Ее пес побежал за ней. Я поспешно забрался в свою машину, чтобы догнать ее. Я должен был ехать вниз задним ходом, потому что не было места развернуться. Когда я достиг шоссе, я увидел через заднее окошко, что донья Соледад окружена четырьмя молодыми женщинами.

Донья Соледад, казалось, что-то объясняла четырем женщинам, которые окружали ее. Она делала драматические жесты руками и держала свою голову в руках. Было очевидно, что она рассказывала им обо мне. Я поехал вверх по подъездной дороге к месту прежней стоянки. Я собирался ждать их там. Я взвешивал, оставаться ли мне в машине или небрежно сесть на левое крыло. Я решил стоять около дверцы машины, готовый вскочить в нее и уехать, если будут намеки на повторение чего-либо вроде происшествия предыдущего дня.

Я был уставшим. Я не смыкал глаз более 24 часов. Я планировал раскрыть молодым женщинам сколько возможно об инциденте с доньей Соледад, чтобы они могли принять необходимые меры для помощи ей, а затем я собирался уехать. Их присутствие произвело определенную перемену. Все казалось заряженным новой мощью и энергией. Я ощутил эту перемену, когда увидел донью Соледад, окруженную ими.