Сергей Чудинов - Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Третья глава стержневая для всей книги в целом, поскольку в ней представлен аналитический обзор и критическое осмысление важнейших теорий и концептуальных объяснений терроризма смертников, сложившихся в русле западной научной традиции (преимущественно США и Израиля). Здесь не только проведена систематизация ключевых теоретических концепций, разработанных в социально-гуманитарных науках на Западе, но также совершена попытка аргументированной критики методологических основ ведущего русла западных исследований, и намечены некоторые новые пути в научно-философском осмыслении феномена атак смертников, связанные с возрождением изучения метафизических аспектов в таком социальном явлении, как религиозный экстремизм.

Четвертая и пятая главы посвящены исследованию идеологических, этических истоков и социокультурных особенностей исламистского терроризма смертников, связанных с компонентами мусульманской культуры в их автохтонном или же трансформированном виде, предполагающем новую интерпретацию религиозно-идейного и культурного наследия ислама. В частности, четвертая глава ставит перед собой задачу проведения своего рода религиоведческой экспертизы по вопросу степени соответствия атак смертников религиозно-правовым представлениям ислама о джихаде и дозволенных формах ведения войны против неверных. В пятой главе представлен оригинальный материал, позволяющий лучше понять феноменологические особенности и некоторые нравственные аспекты сознания террориста-смертника, мотивированного радикальным исламом. В ней проведена попытка исследования влияния религиозного фатализма как базовой мировоззренческой установки мусульманского сознания (в той или иной его вариации в зависимости от конкретного конфессионального течения) на восприятие и этическую оценку своей миссии террористом-смертником. В ходе сравнительного анализа различных типов провиденциализма, представленных в других монотеистических традициях (христианские конфессии) и различных школах ислама, выявлены особенности исламского провиденциализма, доктринально оформленного в виде догмата о предопределении, а также значительные расхождения в его богословской интерпретации. С учетом различных течений исламской мысли в богословии и опираясь на некоторые эмпирические свидетельства, определены несколько типов фаталистического сознания исламистского смертника, а также показана взаимосвязь религиозного фатализма с феноменом аберрации совести.

Шестая глава содержит аналитический обзор проблематики, связанный с гендерными аспектами участия женщин в терроризме смертников. На примере палестинского религиозного экстремизма рассмотрены некоторые гендерные особенности религиозных и националистических компонентов мотивации женщин-смертниц, переплетенных с проблемами личной жизни и этикой чести традиционного племенного общества Палестины.

К сожалению, поскольку автор не владеет арабским языком, не считая самых элементарных познаний в арабской грамматике, в своем исследовании он в основном опирался на источники и материалы (документы экстремистских организаций, религиозные постановления и т. д.), переведенные на английский и русский языки. Это значительно сузило источниковую базу исследования, что можно считать существенным недостатком данной книги. Для компенсации этого недостатка мы постарались по возможности наиболее полно использовать материалы, представленные в трудах англоязычных ученых, прекрасно владеющих арабским и тщательно изучивших в своих исследованиях пропагандистские и иные документы исламистов на языке оригинала. Что касается транслитерации арабских терминов и имен, то мы придерживались тех стандартов, которые сложились в современном отечественном исламоведении. Однако некоторые арабские имена приводятся в иной транслитерации, ставшей уже привычной в прессе и исследовательской литературе. Для того чтобы не возникало недоразумений, они воспроизводятся в нашей книге в уже устоявшейся форме.

Автор весьма признателен Российскому гуманитарному научному фонду за финансирование его научно-исследовательского проекта, в рамках которого и была задумана эта книга (без него публикация нашего труда едва ли стала возможной), всем его близким и друзьям, кто оказал неоценимую нравственную поддержку во время работы над рукописью. Особую благодарность хотелось бы выразить в адрес издательства «Флинта» за высокий профессионализм, внимательное и уважительное отношение к автору и его научно-исследовательскому труду.

Терроризм в форме атак, предполагающих неминуемую гибель самого исполнителя, имеет различное терминологическое обозначение. В англоязычной научной литературе сложился ряд однопорядковых терминов, по-разному определяющих этот нетрадиционный метод экстремистского действия: терроризм смертников (suicide terrorism), бомбинги смертников (suicide bombings), атаки смертников (suicide attacks), операции смертников (suicide operations), миссии смертников (suicide missions). Семантические поля этих терминов несколько различны, поэтому не стоит спешить отождествлять их друг с другом. В ряде случаев смысловые нюансы могут быть весьма значительны, что существенно влияет на вариацию наших представлений о самом феномене, скрывающемся за понятием.

Одним из наиболее часто употребляемых терминов стал «терроризм смертников» (suicide terrorism), который точнее следовало бы перевести на русский язык как «терроризм самоубийц» или «суицидальный терроризм». Этот термин акцентирует внимание на необычную и нетрадиционную форму осуществления террористического нападения со стороны экстремистов, которые специально готовят исполнителя атаки к собственной гибели, и тот добровольно принимает эту миссию. Его смерть становится необходимым условием успешности самой атаки, поскольку в большинстве случаев террористический акт осуществляется с помощью взрывчатки, которую исполнитель непосредственно несет на себе или транспортирует к объекту покушения. Живой человек выполняет в этой ситуации роль самонаводящейся бомбы.

Вполне очевидно, что человек, который согласен низвести себя до роли боевого механизма и средства уничтожения других людей, должен иметь весьма весомые мотивы для такого решения. И здесь сам термин дает первичную экспликацию феномена, психологизируя его в самой формулировке. Впрочем, подавляющее большинство современных ученых и экспертов не склонны к однозначному сведению феномена атак террористов-смертников к простому суициду, отдавая отчет в том, сколь различны мотивы в этих двух случаях добровольной смерти. Но все же характерная терминологическая фиксация формально приравнивает исполнителя террористической операции к самоубийце, что, помимо прочего, вызывает бурный протест в среде сторонников атак смертников, организуемых исламистами. Как правило, они указывают на явные отличия психологического состояния самоубийцы и террориста-смертника (исполнителя «мученической операции»). Тогда как первый лишает себя жизни в состоянии депрессии и утраты смысла жизни, второй приносит себя в жертву в противостоянии с «неверными», исходя из религиозных императивов ислама в их радикальной трактовке.