Мишель Монтень - Опыты (Том 1)

Всякое прожитое вами мгновение вы похищаете у жизни; оно прожито вами за ее счет. Непрерывное занятие всей вашей жизни — это взращивать смерть. Пребывая в жизни, вы пребываете в смерти, ибо смерть отстанет от вас не раньше, чем вы покинете жизнь.

Или, если угодно, вы становитесь мертвыми, прожив свою жизнь, но проживете вы ее, умирая: смерть, разумеется, несравненно сильнее поражает умирающего, нежели мертвого, гораздо острее и глубже.

Если вы познали радости в жизни, вы успели насытиться ими; так уходите же с удовлетворением в сердце:

Cur non ut plenus vitae conviva recedis?

{Почему же ты не уходишь из жизни, как пресыщенный сотрапезник [с пира]? [266] Почему… ты не уходишь из жизни, как пресыщенный сотрапезник? Лукреций. III, 938. (лат).}

Если же вы не сумели ею воспользоваться, если она поскупилась для вас, что вам до того, что вы потеряли ее, на что она вам?

Cur amplius addere quaeris

Rursum quod pereat male, et ingratum occidat omne?

{Почему же ты стремишься продлить то, что погибнет и осуждено на бесследное исчезновение? [267] Почему… ты стремишься продлить то, что погибнет… — Лукреций, III, 941–942. (лат).}

Жизнь сама по себе — ни благо, ни зло: она вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее. И если вы прожили один-единственный день, вы видели уже все. Каждый день таков же, как все прочие дни. Нет ни другого света, ни другой тьмы. Это солнце, эта луна, эти звезды, это устройство вселенной — все это то же, от чего вкусили пращуры ваши и что взрастит ваших потомков:

Non alium videre: patres aliumve nepotes

Aspicient.

{Это то, что видели наши отцы, это то, что будут видеть потомки [268] …то, что видели наши отцы… — Манилий. Астрономика, I, 522–523. (лат).}

И, на худой конец, все акты моей комедии, при всем разнообразии их, протекают в течение одного года. Если вы присматривались к хороводу четырех времен года, вы не могли не заметить, что они обнимают собою все возрасты мира: детство, юность, зрелость и старость. По истечении года делать ему больше нечего. И ему остается только начать все сначала. И так будет всегда:

versamur ibidem, atque insumus usque

Atque in se sua per vestigla voivitur annus.

{Мы вращаемся и пребываем всегда среди одного и того же… И к себе по своим же следам возвращается год [269] Здесь Монтень соединяет два стиха — один из Лукреция, другой из Вергилия: 1) «Мы вращаемся и пребываем всегда среди одного и того же» (Лукреций, III, 1080); 2) «И к себе по своим же следам возращается год» (Вергилий. Георгики, II, 402). (лат).}

Или вы воображаете, что я стану для вас создавать какие-то новые развлечения?

Nam tibi praeterea quod machiner, invenlamque Quod placeat, nihil est, eadem sunt omnia semper.

{Ибо, что бы я [Природа] ни придумала, чтобы я ни измыслила, нет ничего такого что тебе бы не понравилось, все всегда остается тем же самым [270] …нет ничего такого, что тебе бы не понравилось… — Лукреций, III, 944–945. (лат).}

Освободите место другим, как другие освободили его для вас. Равенство есть первый шаг к справедливости. Кто может жаловаться на то, что он обречен, если все другие тоже обречены? Сколько бы вы ни жили, вам не сократить того срока, в течение которого вы пребудете мертвыми. Все усилия здесь бесцельны: вы будете пребывать в том состоянии, которое внушает вам такой ужас, столько же времени, как если бы вы умерли на руках кормилицы:

licet, quod vis, vivendo vincere saecla,

Mors aeterna tamen nihilominus illa manebit.

{Можно побеждать, сколько угодно, жизнью века, — все равно тебе предстоит вечная смерть [271] …все равно тебе предстоит вечная смерть. — Лукреций, III, 1090–1091. (лат).}

И я поведу вас туда, где вы не будете испытывать никаких огорчений:

In vera nescis nullum fore morte alium te,

Qui possit vivus tibi lugere peremotum.

Stansque iacentem.

{Неужели ты не знаешь, что после истинной смерти не будет второго тебя, который мог бы, живой, оплакивать тебя, умершего, стоя над лежащим [272] …после истинной смерти не будет второго тебя… — Лукреций, III, 855 сл. (лат).}

И не будете желать жизни, о которой так сожалеете:

Nec sibi enim quisquam tum se vitamque requirit,

Nec desiderium nostri nos afficit ullum.

{И тогда никто не заботится ни о себе, ни о жизни… и у нас нет больше печали о себе [273] …и… у нас нет больше печали о себе. — Лукреций, III, 919, 922 (лат).}

Страху смерти подобает быть ничтожнее, чем ничто, если существует что-нибудь ничтожнее, чем это последнее:

multo mortem minus ad nos esse putandum

Si minus esse potest quam quod nihil esse videmus.

{нужно считать, что смерть для нас — нечто гораздо меньшее, — если только может быть меньшее, — чем то, что как видим, является ничем [274] Нужно считать, что смерть… нечто… меньшее… — Лукреций, III, 926–927. (лат).}

Что вам до нее — и когда вы умерли, и когда живы? Когда живы — потому, что вы существуете; когда умерли — потому, что вас больше не существует.

Никто не умирает прежде своего часа. То время, что останется после вас, не более ваше, чем то, что протекало до вашего рождения; и ваше дело тут сторона:

Respice enim quam nil ad nos ante acta vetustas

Temporiis aeterni fuerit.

{Ибо заметь, вечность минувших времен для нас совершеннейшее ничто [275] …вечность минувших времен для нас совершеннейшее ничто. Лукреций, III, 072–973. (лат).}

Где бы ни окончилась ваша жизнь, там ей и конец. Мера жизни не в ее длительности, а в том, как вы использовали ее: иной прожил долго, да пожил мало, не мешкайте, пока пребываете здесь. Ваша воля, а не количество прожитых лет определяет продолжительность вашей жизни. Неужели вы думали, что никогда так и не доберетесь туда, куда идете, не останавливаясь? Да есть ли такая дорога, у которой не было бы конца? И если вы можете найти утешение в доброй компании то не идет ли весь мир той же стязею, что вы?

Omnia te vita perfuncta sequentur.

{…и, прожив свою жизнь, все последуют за тобой [276] …и… все последуют за тобой. — Лукреций, III, 968. (лат).}

Не начинает ли шататься все вокруг вас, едва пошатнетесь вы сами? Существует ли что-нибудь, что не старилось бы вместе с вами? Тысячи людей, тысячи животных, тысячи других существ умирают в то же мгновение, что и вы:

Nam nox nuila diem, neque noctem aurora secuta est,

Quae non audierit mistos vagitibus aegris

Ploratus, mortis cimitei et funeris atri.

{Не было ни одной ночи, сменившей собой день, ни одной зари, сменившей ночь, которым не пришлось бы услышать смешанные с жалобным плачем малых детей стенания, этих спутников смерти и горестных похорон [277] Не было ни одной ночи, сменившей собою день, ни одной зари, сменившей ночь… — Лукреций, II, 578 сл. (лат).}

Что пользы пятиться перед тем, от чего вам все равно не уйти? Вы видели многих, кто умер в самое время, ибо избавился, благодаря этому, от великих несчастий. Но видели ли вы хоть кого-нибудь, кому бы смерть причинила их? Не очень-то умно осуждать то, что не испытано вами, ни на себе, ни на другом. Почему же ты жалуешься и на меня и на свою участь? Разве мы несправедливы к тебе? Кому же надлежит управлять: нам ли тобою или тебе нами? Еще до завершения сроков твоих, жизнь твоя уже завершилась. Маленький человечек такой же цельный человек, как и большой.