Владимир Шохин - Философская теология: вариации, моменты, экспромты

См.: [Schrödter, 1992: 714–715].

Tennant, 1928–1930.

Например, теолог может уточнять и эксплицировать понятие искупления, даже не задаваясь вопросом о том, имело ли оно место в истории и есть ли Бог, могущий его осуществить.

Mac Donald, 1998: 711–712.

См.: ОРФТ:787–860.

Ср.: [Shokhin, 2012: 17–18].

Знаменский, 1892: 250.

Там же: 250, 259, 265–267.

Чистович, 1889: 131–133.

Об этом свидетельствует отсутствие упоминания ОБ в списке богословских кафедр и обозначение Грибановского в качестве приват-доцента введения в богословские науки (см.: [Там же: 203–209]).

В самом деле, среди профессоров и бакалавров богословских наук не упоминается ни один преподаватель не только ОБ, но и «умозрительного богословия» (см.: [Смирнов, 1879: 384–389]).

Так, в его посмертном собрании сочинений в один том «Исследование и статьи по естественному богословию» были включены «религиоведческие» темы (начальная религия человечества, дохристианское язычество), в следующий – «Из чтений по философии религии» – анализ форм религиозных мировоззрений (деизм, пантеизм, атеизм, теизм) и «доказательства бытия Божия» (см.: [Кудрявцев-Платонов, 1898]).

Голубцов, 1999: 246.

Это был первый том из трех – последовавшие были посвящены католицизму как содержащему «полноту истины». Позднее фундаментальная теология как апологетическая по преимуществу дисциплина, обосновываемая концепцией «поэтапного постижения Откровения» на естественном богопознании в полемике с атеизмом и пантеизмом, была стимулирована документами I Ватиканского Собора (см.: [Wagner, 1983: 741, 751]).

Примечательно в связи с этим, что архиепископ Григорий еще в бытность свою экстраординарным профессором, а затем и ректором Санкт-Петербургской духовной академии, опубликовал там и сочинение под названием «Основания христианства» (1819).

Термин «религиология», который в целом обозначает неэмпирическое религиоведение, был введен в оборот немецкими католическими теологами в 1920-е гг. Наиболее известная его интерпретация принадлежала Р. Пуммеру, который отличал религиологию от «научного религиоведения» как обращение к религии в теологическом, философском, пастырском или экуменическом контекстах (см.: [Pummer, 1972: 121]).

Знаменский, 1892: 259.

Принципы изучения религий у архимандрита Хрисанфа раскрывается в весьма содержательной статье, посвященной религиоведению в духовно-академическом образовании (см.: [Антонов, 2011: 42–46]).

Августин Гуляницкий, 1876: III–IV. Здесь же он свидетельствует (вопреки сведениям Знаменского – см. выше) и о наличии литографированного курса архимандрита Хрисанфа.

Здесь цитируется: Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос (1 Кор 3:11).

Сергиевский, 1872: 2.

Там же: 79–80.

Августин Гуляницкий, 1876: 1.

Там же: 3.

Прот. Ф. Голубинский однозначно считал, что «доказательства» суть лишь аргументы, поскольку нет такого высшего начала, из которого можно было бы вывести существование Бога (см.: [Голубинский, 1868: 21–22]). Этому не противоречит факт прямых заимствований из прот. Ф. Голубинского, когда, например, соглашаясь с Кантом в том, что с онтологическим доказательством не все в порядке, архим. Августин указывает на «то глубочайшее основание, из которого оно исходит», – в том, что «сама идея Бесконечного Существа не может иметь причины ни в нас, ни в окружающем нас мире, а потому причиной имеет только Само это Существо» [Августин Гуляницкий, 1876: 45–46].

Однако из этой посылки он делает отнюдь не предполагавшийся в ней вывод: «Итак, бытие Бога можно доказывать».

Августин Гуляницкий, 1876: 39–41.

Рождественский, 1884: 7–8.

Там же: 11.

Там же: 108–109.

Там же: 125.

Там же: 127.

Этим характеристикам соответствовали, по мнению прот. Н. Рождественского, «Введение в православное богословие» митр. Макария (Булгакова) и «Генетическое введение в православное богословие» прот. Ф. Ф. Сидонского.

Как видно из этого «титула», для самого автора эти понятия были тождественными, и лишь его издатель прот. А. Предтеченский распределил их содержание по двум томам.

Рождественский, 1884: 318–329.

Например, доказательство того, что дом предполагает наличие строителя, никак не является выведением бытия строителя из бытия дома как высшего по отношению к нему начала (см.: [Там же: 322]). Здесь прот. Н. Рождественский полемизирует с прот. Ф. Голубинским (см. выше).

Под демонстративными истинами прот. Н. Рождественский понимал почему-то выведение новых истин на основании уже добытых, под индуктивными – раскрытие истин подразумеваемых (см.: [Там же: 322]).

Хотя он не указывает, о чем, собственно, идет речь, можно предположить, что о т. н. основных доказательствах (которые противопоставляются «вторичным»), к которым и до него, и после относили преимущественно онтологическое, космологическое, телеологическое и нравственное.

Там же: 297.

Рождественский, 1883: 25. Можно предположить, что данная формулировка также в определенной мере могла содействовать устранению соответствующей кафедры из штата богословских кафедр после реформы академического устава 1884 г. (см. выше).

Там же: 77.

Тихомиров, 1915: 4.

Там же: 5.

Таким образом, он слил вместе еще докантовское моральное обоснование с декартовским (присутствующая в нашем уме идея Бесконечного Существа не может прийти к нам ни из внешнего мира, ни из внутреннего).

Добротворский, 2005: 4–5.

Николин, 1914: 8. Видимо, это неуважение к «рассудочности» позволило ему включить в деистические концепции религии даже … понимание ее и у Ф. Якоби.

Глаголев, 1912: II.

Там же: 26.

Там же: 78.

Там же: 77.

Светлов, 1912: 15. Читатель вполне может судить, сколь успешно с такими «категориями» можно работать.

Так, в третьем издании учебника автор начинает вроде бы с того, с чего и синодальные профессора: с понятия об ОБ, с теистического объяснения происхождения религии (соответственно, опровержения альтернативных объяснений), затем в «нерелигиозных системах мысли» объединяет деизм, пантеизм и теизм (!) вкупе с «наиболее распространенными ошибками в понимании существа религии» у Канта, Гегеля и Шлейермахера, из чего следует, что он не различает типы самих религиозных мировоззрений и философскую рефлексию над ними. Далее следуют «доказательства бытия Божия» по Кудрявцеву-Платонову, а затем, под рубрикой, никак не соответствующей «наполнению» ее – «Религия и человеческая деятельность», разъясняются взаимоотношения между религией, наукой и философией, наукой и христианством, за чем следуют «Откровение» (как и в синодальном ОБ, да только не на том месте) и рекомендации благочестивому читателю, как правильно проходить духовный путь под руководством наставника (что в синодальном ОБ было бы «непредставимо», поскольку это относится совсем к другим богословским дисциплинам). Наконец, после схождения Св. Духа и стяжания Его плодов автор без всякого смысла возвращается к «Язычеству» (с включением, «без пересадки», прямо сюда же «сатанинской гордыни» Франциска Ассизского, Катарины Сиенской и Терезы Авильской!) и «Ветхозаветной религии», после чего, как ни в чем не бывало, рассматриваются различные теории происхождения мира и концепция эсхатологии в русском богословии ХХ в. (см.: [Осипов, 1999]). В шестом издании книги есть два положительных сдвига: во-первых, весьма обстоятельно дается очерк истории апологетики (по следам Н. П. Рождественского), и в подзаголовке уже отсутствует само словосочетание «ОБ»: автору стало, может быть, наконец понятно, что он пишет скорее в средневековом латинском жанре «о чем угодно», а не о какой-то конкретной, пусть и широкой, богословской дисциплине. Однако сочетание упрощенности с тематической «спонтанностью» полностью сохраняется и здесь: в апологетику включается все подряд, что автору кажется интересным и важным в религии и духовной жизни – вплоть до «социальной христианской деятельности» (см.: [Осипов, 2010]).