Анатолий Баляев - «…И только притчей тайну сбережешь». Беседы о Померанце и Миркиной

Нам просто не нужно покидать состояния океанического, которое называется Присутствием, которое называется Вечной Жизнью. Когда Христос говорит: Я ЕСМЬ Жизнь Вечная, Он говорит: Я есть тот Океан, который не рождался и не умрёт, Я – в недрах Отчих, то есть этим недрам нельзя нанести урон. Вот о чём всегда идет речь.

А.Спасибо. Роман, что вы планируете в будущем? Какой вам представляется работа с наследием Григория Соломоновича и Зинаиды Александровны?

Р.Вы знаете, опять же, я думаю, что не стоит ломать голову, что делать. Если ты находишься в состоянии благодати, то жизнь, действительно, она сама о себе позаботится и воспользуется твоими руками и руками других людей. Если ты в состоянии полноты, твои руки обязательно пригодятся. И ими будут сделаны хорошие вещи. Опять же, ты не будешь деятелем, но через тебя будут эти дела делаться. Ну вот мы выпустили книжку «Открытая дверь». Итоговую поэтическую книжку Зинаиды Александровны. Сейчас в печати находится книга, которая называется «Тоска по Богу». Это сборник эссе и лекций Миркиной. Книга уже на рабочем столе у меня лежит, последние какие-то правки, и как только вся эта ситуация напряженная разрешится, я думаю, что маховики жизни опять закрутятся в штатном режиме. Мы её обязательно издадим. А со своей стороны я тоже книжку сделал, которая называется «Костёр Померанца и Миркиной». Туда вошли лекции, которые были прочитаны в музее, ряд статей и предисловий к книжкам Зинаиды Александровны, работы, посвящённые Григорию Соломоновичу. И планируется, конечно же, и дальше выпускать книги. Большая задача и не на один год – это издать избранное Зинаиды Александровны, поэтическое избранное. Мы уже вели разговор с издателем. Это будет двухтомник. Он будет красиво оформлен. Но, конечно же, сначала нужно его создать. Это очень непростое дело, очень радостное, но потребует времени. То есть всё это делается, но без натуги. Без вот такого – я должен это сделать. Да что я должен? Я должен быть просто. Я должен быть Океаном. А всё остальное вообще меня не касается. Океан сам всё решит, что надо, чего не надо, что будет, чего не будет… Ну, да, Океан, Бог…

Вот, когда говоришь с поколением родителей, если скажешь «Океан», они смягчаются. Океан – это что-то понятное, а «Бог» опять напрягает, поэтому я использую разные слова, но они ровно значат всё одно и то же. Смерти нет, вот что они значат. Океан не рождён и не умрёт.

А.Светлана Алексиевич, получая Нобелевскую премию, сказала, что будущее, которое уже здесь, которое очень быстро наступило, требует от нас нового языка. Требует новых подходов, новых игр социальных, и в первую очередь нового языка, потому что старые модели и теории, будучи даже увешаны какими-то новыми модными рюшечками, не могут описать то, что приходит с будущим. Нам нужны новые мифы, новые сказки. В этой связи, может быть, то поколение, о котором вы говорите, которое скукоживается при слове «Бог», может быть, оно также заставляет нас задуматься о каком-то новом языке, о тех океанических вещах, которые есть в стихах Зинаиды Александровны, поверх которых написаны строки Григория Соломоновича. Потому что, когда мы говорим «Бог», то вся историческая, мифическая, магическая мифология, весь бэкграунд, который был вместе с инквизицией, с какими-то там расистскими, сексистскими, националистическими, бог весть какими историями, всё это вываливается перед нами, и мы говорим: «Нет, спасибо». При этом великие пророки, они же эту историю про Океан и про волны в полной мере осознавали, и сами были Океаном. Однако мы, пытаясь приземлить, уложить в прокрустово ложе своих привычных пониманий, ритуализировать, превратить в социальные нормы вещи, которые из чистоты приходили пророкам, мы на это навешиваем свои магические ярлыки. И в этом контексте нам теперь нужно много слов. Нам недостаточно только Бога, то есть нам недостаточно только этого одного слова, чтобы прикоснуться к мистическому мировосприятию, которым вы замечательно делитесь. Спасибо вам большое.

Не согласитесь ли вы… Я услышал такое смелое утверждение, что понятие Бога устарело. Вот именно это слово устарело. И что нам нужны новые слова для этого. Или нам нужно в совершенно другой фрейм помещать это. Нужен ли нам радикально новый язык для того, чтобы описывать это? Не пора ли нам изобретать новые слова для этого? Как нам идти в будущее, осознавая, что мы неизбежно прежний бэкграунд с собой приносим всякий раз, когда употребляем слово «Бог»?

Р.Этот вопрос, конечно, очень актуален…

А.Извините, что мои вопросы длинноваты.

Р.Все в порядке. Конечно.

А.Я еще и перед зрителями извиняюсь.

Р.Я понимаю.

А.То есть, это важно с разных сторон рассмотреть. Всё. Умолкаю.

Р.К ак-то в одном рассказе я написал, что, если два человека поговорили о самом важном, – при этом они могут быть разных вероисповеданий, культур, – если они встретились, поговорили, а потом обнялись и расплакались от благодарности за этот разговор, то они говорили о Боге.

А.Да.

Р.И никакие слова можно не произносить специальные.

Что касается нового языка… Вы знаете, для меня таким образцом является эссеистика Григория Соломоновича, который говорил на темы религиозные, на темы мистики ещё в семидесятые годы, и он предвидел всё, что нас будет ждать в девяностые и далее. То есть его язык был настолько современен, что он совершенно выпадал из тамошнего научного контекста и сегодняшнего тоже. Он был на шаг впереди науки, и поэтому его тексты воспринимаются как некие пророчества, как пророческие откровения. И вы совершенно точно определили, что его книги, словно бы, накладываются на стихи Зинаиды Александровны. Померанц и Миркина соединены, они друг сквозь друга прорастают.

А.Да.

Р.Как и мы должны, видимо, и родственные души, и даже люди, которых я не знаю, мы все должны друг сквозь друга прорастать. Я помню вашу сказку о бабушке, об этой нити, и мы с Зинаидой Александровной ещё её обсуждали, когда вы её только показали. Я тоже был в восторге. Это абсолютно то самое, тот самый образ.

Есть замечательное напоминание о том, что нельзя выбирать достойных любви. Как только мы начинаем выбирать: а вот этого человека я – да, я могу любить; а этого нет, этот – не очень достоин; но этот – ещё меньше; а вот этот – больше, то тогда можно о Боге больше не говорить вообще ничего. Наша разборчивость, она нас делает той самой отдельной волной. И в связи с этим я хотел бы вот что рассказать.

Первое, что я услышал от Зинаиды Александровны, это было сказано, знаете, я так любил этот её голос, это было сказано требовательно, строго и с таким бесконечным доверием, и с такой глубокой любовью… Я к ней пришёл, мы заговорили о Христе и о Будде, она посмотрела так на меня, я до сих пор помню этот взгляд, никогда его не забуду, так вот посмотрела, так, что я пошевелиться не мог, и сказала: «Кто бросит камень в Будду, тот не любит Христа». Эти слова меня совершенно перевернули. Кто может бросить камень в Будду, тот не любит Христа. То есть, тот не знает Христа.