Игорь Дмитриев - Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Бэкон просил Бёрли не менять своего хорошего к нему отношения и помочь «вернуть благосклонность Ее Величества», которая для него (Бэкона) «дороже жизни ( is to me dearer than my life )» [241].

Фрэнсис, конечно, понимал, что его выступления в парламентских дебатах сильно и, может быть, надолго застопорили его придворную карьеру, тем более что Эссекс не стал его защищать перед Елизаветой (возможно, убедившись в бесплодности такой защиты на примере Антона). В какой-то момент Бэкон был готов отказаться от активной политической деятельности и обратиться к философским и научным изысканиям. Однако, подумав, решил, как выразились его биографы, « to give his fragile political career one last chance » [242], сделав ставку на Эссекса, который в начале 1593 года стал-таки членом Тайного совета.

Перед Бэконом, которого никак не устраивала карьера private lawyer , стояли две главные задачи – восстановить благорасположение королевы и получить должность генерального атторнея [243]. Именно эти задачи должен был решить Эссекс как патрон Бэкона.

В организованной графом кампании по служебному продвижению Бэкона последний надеялся вернуть хорошее отношение к себе дяди, барона Бёрли, воспользовавшись услугами его секретаря М. Хикса ( Michael Hicks ; 1543–1612) и своих племянников – Томаса и Роберта Сесилов.

С сэром Томасом ( Thomas Cecil, 1st Earl of Exeter ; 1542–1623) проблем не было. Он сразу обратился к отцу с просьбой посодействовать тому, кто был «почти родственником нашему дому, и чьи таланты и умственные способности ваше сиятельство, как мне известно, не считает неподходящими для той должности, которой он добивается» [244]. Сложнее было с сэром Робертом. Тот был поумнее, более брата вовлечен в государственные интриги и потому дал уклончивый ответ: во-первых , он не посвящен в « reshuffle plans » Ее Величества, а во-вторых , было бы лучше, если бы Бэкон смог «склонить графа [Эссекса] к участию в этом деле, ибо граф питает к Вам подлинную любовь и владеет надежнейшими и сильнейшими средствами преодолеть неудовольствие Ее Величества по отношению к вам» [245].

Хотя сэр Роберт в этой ситуации решил умыть руки, Бэкон понимал, что его совет обратиться к графу вполне резонный. Но Эссекс отвечал на настойчивые просьбы своего друга помочь восстановить расположение королевы, что Ее Величество уже «совсем смягчилась ( thoroughly appeased )» и единственное препятствие для его (Бэкона) дальнейшего продвижения по службе состоит в « the exception of his year », т. е. – молод еще быть генеральным атторнеем. Но Эссекс уверен, что Бэкон «вскоре сможет преодолеть эту трудность» [246].

В июле 1593 года граф посетил Энтони Бэкона и заверил того, что непременно все устроит, надо только немного подождать, потому как сейчас Ее Величество «должна сначала встретиться с французскими и шотландскими послами и уладить свои зарубежные дела, а потом уже она сможет думать о делах внутренних» [247]. Ободренный этими словами, Энтони немедленно сообщил об уверениях графа матери. Если Эссексу и вправду удастся получить для Фрэнсиса доходную должность, то они больше не будут зависеть от дядюшки Уильяма: «мне не нужно будет беспокоить лорда-казначея, прося его помощи, занимая у него некие суммы для оплаты моих долгов… И чем более я буду свободен, тем тверже я смогу быть в разговорах с его сиятельством по поводу моего брата, чье благополучие и продвижение я рассматриваю как свое собственное» [248].

Однако в действительности все оказалось сложнее. Граф явно недооценил Елизавету, полагая, что, если она пускает его в свою постель, то без труда допустит его или его протеже на высшие государственные должности [249]. 22 августа 1593 года, когда Эссекс пытался заговорить с королевой о Бэконе, она быстро прекратила беседу, сославшись на то, что торопится на ужин. Правда, на следующий день Елизавета удостоила Эссекса «полной аудиенции, но с успехом, ненамного большим, чем ранее». Граф просил об «абсолютной amnestia » для Бэкона «и [его] доступе (т. е. возможности получать аудиенции Ее Величества. – И. Д. ), как в прежние времена». В ответ Елизавета возразила, что Фрэнсис был «виноват больше, чем кто-либо другой из членов парламента, и когда она их (парламентариев. – И. Д. ) простит и вновь явит свою милость к тем, кто ее тогда обидел, то она это сделает по отношению ко многим, кто был менее виновен, но также и в отношении» Бэкона.

«И еще она сказала, – писал Эссекс далее, разъясняя Фрэнсису позицию Ее Величества, – что доступ [к ней] вы имеете такой, какой просите. Если бы дело было во времена ее отца (Генриха VIII. – И. Д. ), то тогда за гораздо меньший проступок человеку было бы отказано находиться в присутствии короля навсегда. Вы же можете приходить ко двору, когда захотите; но с ее стороны было бы слишком опрометчиво, будучи столь сильно недовольной вами, позволить вам близкий доступ ( near access ), который она разрешает только тем, к кому исключительно благоволит» [250].

Пока Эссекс хлопотал о Бэконе перед королевой, леди Анна (мать Фрэнсиса) решила использовать семейные связи. Она обратилась по поводу своих сыновей к мужу своей сестры, лорду Бёрли. Однако лорд-казначей, в самых высоких словах отозвавшись о братьях Бэконах (если им есть что пожелать, то только здоровья), заметил: «Хотя у меня меньше возможности делать добро моим друзьям, чем полагают, они не будут испытывать недостатка в [моем] намерении сделать им добро» [251]. Откровенней всех выразился Роберт Сесил: «Вряд ли королева согласится предложить вам место ( an office ), если она воздерживается от разговора с вами» [252].

Между тем лорд Бёрли в сентябре 1593 года включил Фрэнсиса в список кандидатов на должность генерального атторнея, который представил королеве. Но Елизавета попросила лорда-хранителя Джона Пакеринга [253]подобрать другие кандидатуры. Пакеринг обратился за советом к Бёрли, и тот вновь назвал Фрэнсиса в качестве «подходящего человека». Лорд-хранитель согласился включить Фрэнсиса в свой список в память о сэре Николасе, но заметил, что считает других юристов, в частности сэра Джона Брогрейва ( J. Brograve ; 1538–1613), атторнея герцогства Ланкастер, более достойными.

В октябре Эссекс снова в разговоре с королевой поднял вопрос о Бэконе. На этот раз Елизавета была настроена мягче, похвалив графа за его хлопоты о Фрэнсисе, но заметила, что он слишком усердствует в этом деле, тогда как даже дядя Бэкона поставил его в списке кандидатов вторым после Кока, по сравнению с которым Фрэнсис имеет важный недостаток – молодость (Бэкону в 1593 году исполнилось 32 года, Коку – 41). На это Эссекс ответил, что, хотя «голова и борода мистера Кока поседели с возрастом, это не компенсировало его другие недостатки» [254].