Тиккун - Введение в гражданскую войну

25 Друг – это тот, с кем меня связывает выбор, согласие, решение, так что с возрастанием его возможностей одновременно возрастают и мои. Недруг, зеркально, это тот, с кем меня связывает выбор, разногласие, так что с возрастанием моих возможностей мне становится необходимо столкнуться с ним, чтобы подорвать его силы. примечание: Когда один сионист упрекнул Ханну Арендт в ходе скандала, последовавшего за выходом её книги «Эйхман в Иерусалиме», что она не любит народ Израиля, она ответила блестящей репликой: «Я не люблю народы. Я люблю лишь моих друзей».

26 При столкновении с недругом на кону никогда не стоит его существование, – лишь его возможности.

Не говоря о том, что исчезнувший враг не сможет признать поражение, он, в конце концов, всегда возвращается, сперва как призрак, потом как неприятель.

27 Любое различие между формами-жизни – этическое. Эти различия оправдывают игру, игры. Игры эти не политичны сами по себе, они становятся таковыми после определённого градуса интенсивности, что одновременно значит: после определённых усилий по их созданию.

примечание: Мы не корим этот мир ни за слишком ярое пристрастие к войне, ни за попытки всеми силами её предотвратить, – только за то, что он свёл её до самых бездарных форм.

28 Я вовсе не планирую доказывать здесь непрерывность гражданской войны посредством более или менее восторженного прославления отдельных восхитительных эпизодов общественной борьбы, или посредством критического анализа наиболее подходящих, отборных примеров классового противостояния. Речь не пойдёт ни об английской, ни о русской, ни о французской революции, ни о Махновщине, ни о Парижской Коммуне, ни о Гракхе Бабёфе, ни о мае 68-го, ни даже о войне в Испании. Историки могут спать спокойно: я не стану отбирать их хлеб. Я пойду более хитрым путём и покажу, каким образом гражданская война продолжается ровно там, где говорят, что её нет, чтобы укротить её на какое-то время. Задача будет в том, чтобы продемонстрировать средства, которыми ведётся непрерывная кампания по деполитизации, корни которой уходят ещё в Средние века, когда, как известно, «всё имело политический характер» (Маркс). Таким образом, изучение этой совокупности будет вестись не по вершинам исторического хребта, а вдоль непрерывной низинной экзистенциальной линии.

примечание: Если Средние века известны расколом этики на две отдельные сферы, мораль и политику, то наступление «Нового времени» отмечено воссоединением этих двух как бы по-прежнему независимых друг от друга абстракций. И в результате такого воссоединения возник наш новый тиран: сфера Общественного.

29 Есть два взаимно враждебных способа называть: один чтобы устранить, другой чтобы принять. Современные Государства, а затем и Империя говорят про «гражданскую войну», но только так, чтобы лучше подчинить себе массы тех, кто всё бы отдал за её устранение. Сам я тоже говорю про «гражданскую войну», и даже как о чём-то изначальном. Но говорю о гражданской войне, чтобы принять её, принять в устремлениях к своим наивысшим формам. То есть в соответствии с моими собственными пристрастиями и вкусами.

30 Я называю коммунизмом действительное движение, которое в каждый момент повсеместно создает гражданскую воину 8.

31 То, в чём я вижу истинную цель, не должно проявляться сразу, явственно. Те, кто с этим знаком, почувствуют его всюду, а для тех, кто ничего о нём не знает, его не будет нигде. В сущности, программы только отсрочивают наступление того, за что они ратуют. Кант полагал моральной ту максиму, предание которой публичности не будет противоречить её реализации. Моральность моего замысла в таком случае должна удерживаться в рамках следующей формулы: распространять подлинную этику гражданской войны, подлинное искусство дистанций.

32 Современное государство определяет себя не как совокупность институтов, разные формы комбинаций которых открывают возможности для любопытного плюрализма. Современное государство, пока оно ещё существует, определяет себя этически как область действия раздвоенной выдумки: что в отношении форм-жизни может одновременно существовать и нейтральность, и центральность [17] Нейтральность, центральность – термины К. Шмитта из работы «Эпоха деполитизаций и нейтрализаций». .

примечание: Хрупкие построения власти можно узнать по вечным попыткам выдать всякие выдумки за очевидное. Начиная с Нового времени одна из этих выдумок, похоже, задаёт тон всем остальным: это нейтральный центр. Разум, Деньги, Правосудие, Наука, Человек, Цивилизация или Культура – всюду одно и то же бредовое стремление: утверждать наличие центра, и чтобы центр этот был непременно этически нейтрален. И потому государство есть историческое условие расцвета всех подобных уловок.

Франсуа Дюбуа. Варфоломеевская ночь

33 Современное государство этимологически выбрало себе индоевропейский корень – “st-”, означающий устойчивость, стабильность, то, что есть. Хитрый манёвр, обманувший многих. Сегодня же, когда Государство только и делает, что пытается выжить, явно видно, что всё наоборот: это гражданская война олицетворяет постоянство – стазис по-гречески, – а современное Государство – не более чем процесс реакции на это постоянство.

примечаниеα: Вопреки всему, в чём ЛЮДИ пытаются нас уверять, историчность, присущая выдумкам о современности, никогда не будет историчностью некой раз и навсегда достигнутой стабильности или долгожданного преодоления порога, но всегда – исключительно процесса бесконечной мобилизации. В тени торжественных дат официальной историографии и нравоучений линейного прогресса никогда не прервётся постоянная работа по перекомпоновке, исправлению, улучшению, шлифовке, перестановке, а иногда и весьма дорогостоящей перестройке. Именно эта работа и её повторяющиеся неудачи и порождают весь невротический хлам новизны. Современность – не период, в который помещены ЛЮДИ, а задача, императив осовременивания, сплошной поток от кризиса к кризису, с которым может совладать в итоге лишь наша лень и скептицизм.