Рене Генон - Очерки о традиции и метафизике

Как следствие таких же представлений необходимо заметить еще один интересный факт в отношении Японии, где синтоизм в той же мере может иметь такой же характер и играть такую же роль, как и конфуцианство в Китае; хотя синтоизм и обладает некоторыми иными, пусть и нечетко определенными аспектами, но это прежде всего церемониальный институт государства, и его министры, которые никоим образом не являются священнослужителями, совершенно свободны принимать любую религию, какая им нравится, или не принимать никакой вообще. Мы вспомним отрывок из справочника по истории религий, где содержится комментарий относительно того факта, что в Японии, как и в Китае, вера в доктрины одной религии никоим образом не исключает веры в доктрины другой; на самом деле различные доктрины могут быть совместимы друг с другом только при условии, что они не распространяются на одной и той же территории, и этого должно быть достаточно, чтобы доказать, что здесь не может быть и речи о религии. Действительно, не считая иностранных заимствований, которые никогда не могли иметь очень глубокого или широкого влияния, религиозная точка зрения так же не известна в Японии, как и в Китае; фактически это одна из немногих общих черт, какие можно наблюдать в характере этих двух народов.

До сих пор мы имели дело только с отрицательными аспектами нашего исходного вопроса, поскольку мы главным образом указывали на недостатки ряда определений, недостатки, среди которых встречается даже откровенная ложь; но теперь мы должны дать если не прямое определение, то по меньшей мере положительную концепцию того, что на самом деле представляет собой религия. Можно сказать, что религия, в сущности, образуется соединением трех элементов различного уровня, — соединением догмы, морального закона и культа — или формы богослужения; где одного или другого из этих элементов недостает, там не может быть и речи о религии в собственном смысле этого слова. Мы тотчас же добавим, что первый элемент образует собой интеллектуальную область религии, второй — ее социальную сторону, тогда как третий, ритуальный, элемент участвует в реализации как социальной, так и интеллектуальной функций; но все это требует дальнейших объяснений.

Слово «догма» прилагается, собственно говоря, только к религиозной доктрине; не углубляясь сейчас в специальные характеристики этой доктрины, мы можем сказать, что, хотя она, видимо, и является интеллектуальной в своем более глубоком значении, в целом она не принадлежит чисто интеллектуальному порядку вещей, ибо если бы это было так, то она уже являлась бы не религиозной, а метафизической доктриной. Отсюда следует вывод, что эта доктрина, рассматриваемая в той особенной ее форме, которая уже адаптирована к соответствующей точке зрения, должна испытывать влияние со стороны внеинтеллектуальных элементов, большей частью чувственного характера; само слово «вера», обычно используемое для обозначения религиозных концепций, отчетливо обнаруживает здесь свой характер, поскольку элементарное психологическое наблюдение показывает, что вера, взятая в ее самом точном значении, когда она противоположна чисто интеллектуальному состоянию несомненности, есть феномен, в котором чувство играет существенную роль; вера сводится к чему-то вроде наклонности или симпатии к идее, что ко всему прочему неизбежно предполагает постижение самой идеи в более-менее ясно выраженной сентиментальной тональности. Тот же самый чувственный фактор, второстепенный в доктрине, становится преобладающим, и даже чрезмерно, в морали, зависимость которой от догмы как от своего принципа является в основном только теоретическим утверждением; этот моральный аспект религии, обоснование которого должно быть исключительно социальным по своему характеру, может приниматься за вид законодательства, единственный вид, остающийся в области религии тогда, когда гражданские институты уже порвали с ней связь.

Наконец, ритуалы, образующие культ, или форму богослужения, обладают интеллектуальным характером постольку, поскольку принимаются в качестве символического и чувственного выражения доктрины; они же обладают социальным характером, когда рассматриваются как обряды, требующие участия всех членов религиозного сообщества. Термин «культ» может по праву быть сохранен только за религиозными ритуалами; тем не менее на практике он достаточно часто употребляется — хотя это скорее ошибочное употребление, — для того чтобы обозначать ритуалы другого типа, например чисто социальные, как в том случае, когда люди говорят о «культе предков» в Китае. Следует заметить, что в религии, где социальные и чувственные элементы преобладают над интеллектуальным, как догма, так и культ теряют свой удельный вес все больше и больше, настолько, что религия такого рода вырождается в чистый и простой «морализм», и хорошим примером этому является протестантизм; в крайнем случае, к которому сегодня очень близок «либеральный протестантизм», то, что остается, уже совсем не религия, поскольку сохраняется только один из ее существенных элементов; на самом деле в таком случае перед нами просто особая разновидность философского мышления. Необходимо сказать, что мораль может быть понята двумя совершенно разными способами: в качестве религиозной морали, где она привязывается к догме как к своему принципу и подчиняется ему, и в качестве философской морали, где она рассматривается как совершенно независимая форма человеческой жизни.

Теперь будет понятно, почему мы утверждаем, что термин «религия» трудно применять с точностью за пределами группы религиозных традиций, образованной Иудаизмом, Христианством и Исламом, и это подводит нас к доказательству специфически еврейского происхождения той идеи, которую это слово теперь выражает. Причина заключается в том, что ни в каком другом случае те три элемента, которые мы только что перечислили, не обнаруживаются соединенными в одной и той же традиционной концепции; так, в Китае можно, как мы уже говорили, обнаружить интеллектуальный и социальный элементы, которые к тому же представлены двумя различными ветвями традиции, но элемент морали здесь полностью отсутствует даже в социальной традиции. Также и в Индии та же самая моральная точка зрения никак не обнаруживается; и если законодательство здесь не является, как в Исламе, религиозным, то это потому, что оно полностью свободно от элемента чувственности, который один только и может сообщать законодательству особый характер морального кодекса; что касается доктрины, то она здесь является чисто интеллектуальной, иными словами метафизической, без малейшей примеси чувственных форм, которые были бы совершенно необходимы, чтобы придать доктрине характер религиозной догмы, и без которых связь морального кодекса с принципом доктрины была бы совершенно непостижима.