Тесла Лейла Хугаева - Гражданская война Демократов и Консерваторов. Кто убил Кеннеди?

© Тесла Лейла Хугаева, 2021

ISBN 978-5-0055-6785-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Распад СССР не оставил Холодную войну в прошлом. Страны Советов больше нет, коммунистическая партия как государственная партия сверхдержавы прекратила свое существование, страна перешла на рельсы демократических реформ, а Холодная война все не заканчивается и не заканчивается. Иногда кажется она становится еще интенсивнее, еще агрессивнее. В чем же причины Холодной войны?

Как выясняется, капитализм и коммунизм только части одной и той же материалистической культуры эпохи Просвещения, которую Александр Солженицын винил в духовной деградации западной цивилизации. Россия плоть от плоти западной цивилизации, а коммунизм большевиков только разновидность культурной деградации этой цивилизации, связанной с философией материализма, субъективизма, агностицизма.

Философия рационализма, успешно развивавшаяся со времен Древней Греции в трудах Платона, Цицерона, позже Рене Декарта, Спинозы и Лейбница, Локка, Руссо и Френсиса Бэкона, потерпела сокрушительное поражение в философии Нового времени. Эмпиризм Гоббса и Юма с одной стороны, философия Канта (которая стала ответом Юму, как известно) и его последователей, Фихте и Гегеля, с другой стороны. На базисе эмпиризма и немецкого идеализма, разрушивших философию рационализма, и утвердились «безумные философии власти» 19-20-х веков.

Не вся немецкая философия встала на путь разрушения философии рационализма Платона и Декарта. Г. Лессинг и Ф. Шеллинг остались верны Декарту и Спинозе, Карл Ясперс писал позже, что «недоверие, которое стала вызывать во всем мире немецкая философия в целом, имеет достаточные основания». Ф. Шеллинг первым объявил войну немецкому идеализму: своим учителям Канту и Фихте, и своему однокурснику Гегелю.

Так, А. Гулыга цитирует Ф. Шеллинга в книге «Шеллинг»:

«Природа, мир вещей самих по себе пребывает у Канта в «почетной отставке», как выразился Якоби, люди с помощью продуктивного воображения сооружают свой самостоятельный мир. Шеллинг увидел в этой мысли слабое место кантианства. Еще в молодости он призывал исходить из природы. Теперь он добавил: и приноравливаться к ней, привести кантовский мир «беспредельного, ничем нерегулируемого человеческого произвола» в соответствие с природой. Эта программа куда более разумна, чем гегелевское представление об абсолютной истине. Гегель объявляет свою логику наукой о том, как развертывается божественная идея в чистом мышлении, до всякой природы, до времени. Как же затем идеальное превращается в реальное, как мысль создает мир, логика природу? По Гегелю получается, что природа – всего лишь «агония понятия». Шеллинг нащупал самую уязвимую точку гегелевской философии…

Эта часть курса произвела сильное впечатление на Серена Кьеркегора. Создатель философии экзистенциализма почерпнет отсюда многие свои идеи. «Я помню почти каждое слово из тех, что он произнес. Отсюда придет ясность… Вся моя надежда на Шеллинга»».

Профессор Оксфорда, Патрик Гардинер пишет в книге «Кьеркегор» о том, что сам Кьеркегор в своих последующих работах также критиковал Гегеля и немецкий идеализм вообще за мистическое понятие «чистого мышления», которое в реальности стало концом рационализма:

«Такие заключения были совершенно неприемлемы и приписывались влиянию „безумного постулата“, лежащего в основе гегельянской доктрины об абсолютном духе. В то время как источником абстрактного мышления была реальная действительность, „чистому мышлению“ по видимому удалось обходиться без таких банальных связей. В буквальном смысле слова фантастическое. Это „чистое мышление“ „находится в мистическом взвешенном состоянии между небом и землей, освобожденное от любых отношений с существующим индивидом, объясняет все своим собственным языком и не может объяснить себя“. Конкретный живой человек из повседневной жизни поглощен „игрой теней чистого мышления“, его место занято химерическим универсальным субъектом, придуманным метафизическими идеалистами».

Альберт Швейцер тоже пишет в «Упадке и возрождении культуры», что философию постигло крушение в середине 19 века, так что рационализм был погребен под ее останками, а сама философия окончательно вышла на пенсию, потеряв все связи с действительностью:

«Философия после своего крушения в середине 19 века превратилась в пенсионера, вдали от мира, перебирающего то, что удалось спасти. Сочувственно оглядывалась она на оставленный позади рационализм. Горделиво хвасталась тем, что „Кант прошел ее насквозь“, что Гегель „привил ей исторический подход“ и что „ныне она развивается в тесном контакте с естественными науками“. Однако при этом философия была беспомощнее самого жалкого рационализма. Рационализм при всей своей наивности был подлинной, действенной философией. Она же стала лишь эпигонской философией, облачившейся в тогу учености. В школах она еще играла какую-то роль, миру сказать ей было нечего. Итак, при всей своей учености философия стала чуждой реальной действительности»

Бертран Рассел, знаменитый рационалист, характеризует философию Фихте, как «безумную», а философию Гегеля как «целиком ложную» в «Истории западной философии». О Канте он говорит, как о предтече этих двух безумных философий. Его собственное определение материи, как «того, что соответствует уравнениям физики» – это определение метафизика интеллекта. Карл Ясперс пишет о философии Фихте и Гегеля, как о хмельном напитке, который пьянит, и ведет к потере контакта с действительностью.

Ж. Бенда и А. Камю отмечали в своих книгах, что немецкий идеализм, разрушив философию рационализма, стал тем идеологическим базисом иррационализма и мистики, на котором был построен диалектический материализм Маркса.

Ж. Бенда «Предательство интеллектуалов»:

«Диалектический материализм отрекается от разума и тогда, когда стремится представить изменение не как последовательность неподвижных состояний, даже бесконечно близких, а как ≪непрерывную изменчивость≫, не ведающую никакого постоянства; или когда использует такие свои вывески, как чистый ≪динамизм≫, не затронутый никакой ≪статикой≫. Здесь мы опять сталкиваемся с тезисом Бергсона, который проповедует движение само по себе, противополагаемое последовательности состояний покоя, действительно совершенно отличной от него, как бы ни были близки эти состояния друг к другу. Однако такая позиция выражает недвусмысленное отречение от разума, поскольку разуму свойственно останавливать вещи, которые он рассматривает, по крайней мере пока он их рассматривает, в то время как чистое становление, по сути своей исключающее всякую самотождественность, может быть предметом мистического единения, но не рациональной деятельности».