Array Сборник статей - Сергей Иосифович Гессен

Глубокий и полный анализ утопизма приводит Гессена к социальной философии и от нее – к философии права. Сущность современного утопизма он вскрыл в статье «Крушение утопизма», которую позднее переработал во введение к своей не изданной до настоящего времени книге «Правовое государство и социализм». Он определял ее как абсолютизацию какой-либо «цели-задания», неизбежно ведущую к отрицанию традиции и далее – к утилитарному отношению к историческому наследию. Особенно резко критиковал Гессен милленаристский аспект утопизма. Царство Божие, доказывал он, не есть царство в смысле земного государства; оно принадлежит иному плану бытия, не соприкасающемуся с «горизонтальным» историческим измерением. Никакая отдельная форма земной жизни не может быть признана его окончательным воплощением, а в утопических теориях сама идея Царства Божия опасно искажается. Это означает замену абсолютного на относительное и, с другой стороны, в этой ситуации происходит поглощение ложным абсолютом всего разнообразия культурных сфер, лишение их свойственной им автономии. Именно здесь кроется нигилистическое, чисто инструментальное отношение к праву, типичное для утопического способа мышления. Мы видим, что Гессен стремился преодолеть релятивизм, отстаивая при этом автономию ценностей. А именно защита этих ценностей составляла наследие европейского либерализма. Итак, Гессена нельзя причислить к типичным философам-апологетам идей Достоевского и Вл. Соловьева. Славянофильским мотивам, романтической критике индустриализации, мессианским и эсхатологическим идеям нет места в его работах. В отличие от С. Булгакова, Н. Бердяева, С. Франка, Н. Лосского, Л. Карсавина и многих других эмигрантских мыслителей, Гессен так и не стал религиозным философом в прямом значении этого слова. Он часто приближался к порогу религиозной метафизики [19] Существуют разные точки зрения на степень вовлеченности Гессена в метафизическую проблематику. Так, о. В. Зеньковский настаивает на отсутствии в мысли Гессена метафизической направленности: «Он [Гессен] постоянно на пороге метафизики – но только лишь на пороге» (Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т II. Ч. 1. С. 250). Б. Яковенко в своей «Истории русской философии» считал Гессена всесторонним мыслителем-трансценденталистом, создателем «трансцендентально-диалектического онтологизма, или метода полноты» (Jakovenko В. Dejiny ruskej filosofie. Praha, 1939. S. 454). , но все же в глазах исследователей русской философии он так и остался мыслителем, который «никогда не отступал от философского осмысления эмпирической реальности» [20] Зеньковский В. В. История русской философии. Т II. Ч. 1. С. 250. Конечно, этот тезис далеко не бесспорен; о. В. Зеньковскому были неизвестны поздние работы Гессена, в которых развивалась идея «плана благодатного бытия» человека. Сам Зеньковский признает это в своей статье о философии Гессена (См.: Зеньковский В. В. Гессен как философ. С. 214). .

Правовые воззрения Гессена 20-х гг. получили наиболее полное развитие в цикле статей для «Современных Записок», которые он предполагал издать отдельной книгой [21] В своих воспоминаниях тогдашний главный редактор журнала М. В. Вишняк весьма высоко оценивал статьи Гессена. См.: Вишняк М. В. «Современные Записки»: Воспоминания редактора. Bloomington, 1957. P 106. . В своем анализе различных социалистических теорий права и государства Гессен отмежевывается от концепций государственного социализма, например, доктрины А. Менгера. Гессен видит сущность права в обеспечении личных прав человека, в защите определенных законом сфер частной жизни, и в том числе, экономической свободы. Короче, он защищал «принципы права», признавая при этом необходимость административно-бюрократического регулирования.

Существенная функция права, по Гессену, состоит в ограничении власти государства, говоря его собственными словами, главная задача состоит в «оправовлении экономики, а не ее “огосударствлении”» [22] Гессен С. Мое жизнеописание. С. 749. . Право, по Гессену, это часть великой исторической традиции, а его основная задача – это «ограждение непроницаемости лица» [23] Гессен С. И. Избранные сочинения. С. 199. . И, конечно же, он поддерживал классическую идею правопорядка, а не «юридизации» жизни путем всеобщего регулирования и введения системы мелких предписаний и регламентаций.

Конечно, «непроницаемость лица» для Гессена – это классическая либеральная идея области неприкосновенности личности. Но он обогатил это понятие, рассматривая ее не только в плане ограничения государственного давления, но и вводя в нее идею ограничения социального и морального давления на личность. Человеческая личность, утверждал он, имеет «супрасоциальное» ядро, непроницаемое для влияния коллектива [24] Там же. С. 380–381. ; в случае нарушения этой «непроницаемости» личность прекращает свое существование. Тот же процесс деперсонализации происходит и тогда, когда права субъекта, которые должны быть защищаемы правом, приносятся в жертву высшей морали. В своем анализе проблемы Гессен пытается достичь разумного компромисса в знаменитом споре о праве Вл. Соловьева и Чичерина, найти золотую середину между признанием Соловьевым права как «минимум нравственности» и теорией Чичерина о праве как совершенно отделенной от морали сферы. Как и Чичерин, он считал, что смешение морали и права теоретически ошибочно, а в жизненном плане крайне опасно – таким образом становится возможным оправдание худших выражений тирании [25] Там же. С. 179–180; 236. .

По мнению Гессена, кризису либерализма сопутствовал и кризис коммунистической идеи. Отвергнув идею права, главный движущий фактор либерального наследия, коммунизм воспринял у него культ неограниченного промышленного производства. Но европейские социалисты поняли, что идею правопорядка нельзя поддерживать на уровне устаревшего образца первых либеральных теорий, что ее содержание нужно развивать, поскольку оно безгранично и неисчерпаемо. Их заслугой является признание того, что главная проблема современности – это не экономическая проблема классовой эксплуатации, а правовая проблема ограждения свободы и равенства личности; что понятие эксплуатации нельзя сводить к чисто экономическим проявлениям, что его следует рассматривать скорее в кантовских категориях, поскольку главное – это угроза человеческому достоинству трудящихся, над которым постоянно висит дамоклов меч обезличивания и реификации (Гессен использует вместо этого распространенного термина выражение «фактическое превращение человека в вещь» [26] Гессен С. И. Избранные сочинения. С. 178. ).