Илья Солитьюд - Завещаю горячие слёзы

Всё их мышление сводится к односложному размышлению на темы, связанные с семейным очагом, с карьерным предназначением безукоризненной службы в виде шестерни в механизме. Волнуют их лишь гендерная роль, чужое мнение и наслаждение, сопровождаемые блистательной дрессировкой, впивающейся им в сознание своими клыками и заставляя изрыгать из себя нечто похожее на: «Чё как баба?.. Я мужик… Мужик должен… Баба должна… Надо детей делать, а то чё не как все?.. Чё ты вырядился как дебил?.. Всё новое – дерьмо, а вот как раньше было – чётко…» Список можно продолжать бесконечно.

Дегенеративный лепет эпсилон-кретина по Хаксли обрёл своё физическое воплощение в ещё более ужасающем виде. Если эпсилон-кретин занимался только своей кретинской работой, то в нашей реальности он очень любит сунуть свою тупорылую физиономию в совершенно любую тему, чуждую ему. Его дрессировали нести в себе абсурд. Он бомба из антивещества, вызывающая катастрофу везде, где соприкасается с материей осознанности. Любой диалог превращает в свинство, любое рассуждение в монолог своей невежественности. Всё сводится к тому, что в себе он видит никак не меньше чем реинкарнацию Конфуция. Да что уж там говорить, себя он любит отожествлять и с царём Соломоном, и с Христом, и с императорами России, во всём находя одно-единственное, самое важное сходство – наличие члена. Более ему ничего не надо для связи с миром возвышенным. Если у него есть член, то, значит, можно оспаривать Гегеля и Аристотеля, прочитав за всю жизнь лишь Библию и «Колобка».

Пожалуй, этому классу общества стоило бы почаще задумываться о том, что они смертны, как и все остальные. Мало того, они смертны совершенно внезапно. Им бы почаще ощущать дуновение смерти, идущей за ними по пятам, и, может быть, тогда бы они немного задумались о том, как растратить свою жизнь. Я не могу сдерживать смех. Вы видите, что большинство людей совершенно не понимают, зачем мы живём, но притом имеют своё МНЕНИЕ. Это безумно смешно, вы не находите? Безногий марафонец, безрукий штангист, слепой снайпер, глухой музыкант. Ни в коем случае не хочу обидеть тех людей, с кем жизнь поступила жёстче, чем с кем-либо ещё, но это единственный внятный пример того, как выглядит действие, не имеющее никакого фундамента. Это одна из тех новых «истин», что толкуется нашим сверхлиберальным обществом, например, так: «Каждая жизнь важна!»; «Если у тебя есть тело, значит, ты спортсмен!»; «У каждого есть право голоса!» Люди хотели поиграть в Будду и воссоздали на Земле ад. Доигрались, карты на стол – мы в пролёте. Бешеный зверь сорвался с цепи. Абсурд обрёл воплощение. Люди уверовали в новые догмы, порождая разрыв реальности и их больного воображения. Теперь вот каждый человек является квалифицированным политологом, если смотрит телевизор и имеет хотя бы одно полушарие мозга. Сверхчеловек давно уже родился, и у него IQ картофеля.

Нам необходима тишина, срочно необходима полная тишина. Лишь в сознательном безмолвии можно сосуществовать с социумом. Лишь из трепетно подобранных слов составляется совершенное воспитание, а не из информационного мусора. Отчего я так зол на людей? Отчего я так обзываю их, виню во всех бедах? Да потому, что искренне люблю в них то, чего они лишены, но фантомный потенциал чего я ощущаю в них безусловно. Для людей мне хочется лучшего, для них мне хочется большего, но их спасение лишь в смерти; моё спасение там же. Эмоциональные тучи массового бреда затмили моё солнце.

В какой-то момент все звёздные цивилизации мира столкнулись с тем же, с чем сталкиваемся сейчас мы: понятия, пришедшие из небытия, из незнания, природа которых нелепа, а смысл пуст, наслаиваются друг на друга, собираются в гнойный комок сшитой плоти суждений, претендуя на изнанку цивилизации, на её скелет, сухожилия и вены. В этой омерзительной каше плодятся мухи и растёт плесень абсурда. Наслаиваются и наслаиваются, отдаляются и приближаются. Всё, что должно быть близко, – разошлось; всё, что должно быть далеко, – сблизилось. То, чего не должно существовать, – цветёт; то, что должно жить, – мертво. Всё идёт неправильным ходом, но не в изнанке своей, а в том, что ход есть в целом, тогда как его не должно быть вовсе. Человек настолько заврался, что уже нет никакой в мире правды, но лишь борьба лжи большей и меньшей. Социология, философия, экономика, политика и так далее – это ведь идеальный бред. Нет ничего смешнее, чем люди, относящиеся ко всему этому так серьёзно, будто это действительно не игра в песочные замки, словно это не детский лепет, не мечта ребёнка, задушенного изначально внутри самого себя, чей призрак порождает бетонномордый каприз.

В какой-то момент великие цивилизации поняли, что они пошли неверным путём, но что более страшно – верного пути быть не может, ибо правильность там, где нет начала. Они думали, что все эти кредиты, страховки, компании, суды, заводы, лаборатории, лозунги, партии, государства, идеологии, религии создаются для чего-то лучшего, что тем самым они несут в мир любовь и порядок. Они думали, что создают рай, мир, полный совести, полный сострадания, полный МИЛОСЕРДИЯ. Бог тоже когда-то думал, что милосерден. Они росли, потребляли, развивались, становились якобы лучше, любили всех и вся, создавая вокруг себя всё более изысканную и сложную золотую клетку. В какой-то момент они поняли, что из клетки уже невозможно выбраться – столь сложна её конструкция. Конечно, они летали в своём мирке иллюзий из золотых шипов, колющих им под рёбра. Какая-нибудь птичка, летевшая слишком иллюзорно свободно, влетела в какой-то золотой куст, смеясь, радуясь своему чудесному миру мягкого золота, ставя плюсы и «классы», пятёрки и десятки, выражая слова благодарности дивному миру, в котором всё сделано для неё и её комфорта, пока она не поняла, что влетела в позолоченную колючую проволоку. Она попыталась выбраться из своего комфортного положения, вопя от боли, окропляя позолоту своей багровой кровью; она плакала, просила о простом мире, где мягкий куст – это мягкий куст, а острые шипы – это острые шипы, чтобы мир был тем, чем он является в действительности. Она брыкалась в перевязи золотых крючков, разрывающих её плоть, потроша её внутренности в фарш, превращая птичку в кусок однородной мясной массы.

После её сметут золотой метёлкой, положат в золотой крематорий и пустят на удобрение золотым деревьям, чья крона – позолоченная колючая проволока. Ох, мне кажется у вас за спиной крылья, мой друг. Куда вы летите?

Жизнь высшей цивилизации птиц превратилась в длительное самоубийство без капли свободы, без надежды и смысла. Они думали, что стали богами, но были рабами собственных желаний, закованных в оболочку из кожи и плоти. Куда бы они ни пошли, клетка была с ними, ибо они и есть та самая клетка без входа и выхода.