Станислав Лем - Фантастика и футурология. Книга 1

Так по крайней мере утверждают с большим внутренним удовлетворением теологи. Тем временем обнаруживается, что не только информация может превращаться в материю, но и материя переходит в информацию. Это радует, так как представляется возможным с малыми затратами накапливать огромные информационные потенциалы, то есть превращать материю в мудрость, не затрачивая на это интеллектуальную энергию.

Но здесь исследователей ждут две западни: как известно, теория физической информации не учитывает ни смысла, ни ценности содержания информации. Можно сотворить целый Космос как обращаясь к бесконечной мудрости, так и погружаясь в бездну глупости. Однако дело в том, чтобы в принципе происходило накопление информации и ее объем превысил определенный критический уровень, а какая именно эта информация, вообще не имеет значения. Но все же такое открытие вызывает тревогу: неужели возможно, чтобы атомы, порожденные глупостью, были точно такими же, как атомы мудрости? Какой подвох скрыт в этом физическом равновесии? Неужели creatio mundi [38]совершалось скорее по рецептам манихейцев, а не Вселенской Церкви?

И более того: безудержное накопление информации обернется в какой-то момент катастрофой. Вот люди, не ведая, что творят, накопили в банках компьютерной памяти такой объем бесценной информации, что она превысила критический уровень, и цепная реакция превращает всю сконцентрированную мудрость в горстку обычных атомов! Банки памяти пустеют, а люди начинают осознавать, что у Космоса есть потолок познания: тот, кто пытается прыгнуть выше его, не только не возвышается над всеми, но и утрачивает то, что собрал было как вечные и нетленные знания — все опять обращается в ту материю, из которой возникло…

Напрашиваются описания драм и трагедий философии в мире с такими физическими свойствами.

3. Если бы возникла межзвездная космонавтика, а галактические перелеты превратились бы в обычное дело, весьма странным изменениям должны были бы подвергнуться традиционные понятия правды и лжи. Представим себе, что Земля устанавливает контакт с какой-то иной космической цивилизацией и две земные супердержавы посылают, каждая отдельно, фотонные ракеты к центрам обитания «чужого Разума». Из-за космических расстояний ракеты могут вернуться на Землю не раньше, чем через столетие. Если вернувшиеся экипажи представят отчеты об экспедициях, где диаметрально противоположно описывается жизнь «Других», то не будет никакой возможности установить, кто сказал правду, а кто солгал. Причинами фальсификации данных или их части могут быть государственные интересы и политическая обстановка. Таким образом, осуществляется на практике космический вариант того, что американцы называют «credibility gap» [39]. В этом случае шкала достоверности в ее крайних точках растягивается до астрономических масштабов, и в данном столетии нет абсолютно ничего, что могло бы ее устранить.

Но это только невинное введение в суть дела. Ведь взаимоотношения двух цивилизаций, отделенных друг от друга пространством астрономической протяженности, не могут формироваться аналогично межгосударственным отношениям, развивающимся в соответствии с данными нашей истории.

Каждая сторона, отправив экспедицию в другую цивилизацию, накапливает информацию, которая уже в момент ее получения теряет свою актуальность: только представьте себе, что жители другой планеты получают сообщения о событиях, которые происходили на Земле в 1873 году, и на основе этой информации они должны выработать принципы отношений с Землей. Фактические данные совершенно обесцениваются, зато особое значение приобретают прогнозируемые данные «внешней футурологии», то есть прогнозирование нового типа, ориентированное не на то, что происходит на Земле, но пытающееся предсказать, что на протяжении столетнего интервала случилось на планете «Других». Важнее свидетельств очевидцев станут модели-симуляторы чужой истории, которые попытаются предугадать ее развитие. Чем дальше при этом будет находиться цивилизация-партнер, тем меньшее значение будет иметь информация, полученная практическим путем, то есть на основе автопсии и аускультуации [40], осуществляемых в планетарных масштабах космическими экспедициями, и тем большее внимание будет уделяться данным «внешней футурологии», которая, собственно, и футурологией-то не является, потому что должна смоделировать не то, что где-то и когда-то произойдет, но мысленно определить, что уже случилось на конкретных небесных телах, и лишь незыблемые законы Природы не позволяют непосредственно и немедленно или хотя бы быстро доставить на Землю необходимую информацию.

Понятно, что «космическая внешняя политика» должна строиться на совершенно иных принципах, которые сегодня мы только можем себе вообразить. За политические ошибки одного поколения будет расплачиваться следующее поколение или даже третье: внукам придется отвечать за поспешность дедов или за неверную оценку ими ситуации. Так как задержка информации совершенно симметрична с обеих сторон, ибо законы физики одинаково обязательны для всех цивилизаций Вселенной, политико-культурная эффективность взаимосвязей будет зависеть от работы моделей-симуляторов, на данных которых будет основываться вся деятельность «Министерства внешней политики». Информация, поступающая от симуляторов, для данного времени не будет ни правдой, ни ложью. О том, что оказалось истиной, а что не совпало с реальностью, можно будет узнать со столетним опозданием, и не раньше. А так как живущие в данное время поколения такой проверки наверняка не дождутся, тем самым принцип изолированного центра единственно правильного решения теряет свое практическое значение. {6}Тем более что правильность или неправильность данных моделей-симуляторов уже не будет иметь никакого значения, когда мы действительно узнаем о событиях на других планетах. Новости, настолько запоздавшие, будут представлять исключительно историческую ценность. [41]

Если жизнь, с точки зрения биолога-эволюциониста, — это партия, которая разыгрывается планетарной коалицией организмов против Природы, то совокупность правил такой игры — биосферы с некросферой — объединена в теории гомеостаза. Эти правила воплощены в любом организме. Они встроены в его морфологическую и поведенческую структуру. Эта структура так их организует и так детерминирует, что они как бы инкорпорированы в нее. Ведь с позиций эволюции поведение биосистем только тогда целесообразно, когда оно способствует их самосохранению. Следовательно, все, что в них служит выживанию — как механизм и тактика поведения, — до тех пор не может быть поставлено под сомнение, пока сам принцип жизни — как существования вопреки любым разрушительным влияниям и явлениям — не ставится под сомнение. В таком понимании нельзя вне адаптации рассматривать ни саму игру, ни ее участников. Все, что служит выживанию, позитивно уже только поэтому, все, что ему мешает, — негативно. Добро и Зло выступают как противоположные члены чисто инструментального по парадигматике уравнения, которое определяет образцы — оптимального живого гомеостата и оптимальной стратегии его игры с Природой.