Луций Сенека - О благодеяниях

[1] Чтобы самому не делать того, что порицаю, опущу все, не относящееся к делу и не имеющее ровно никакого отношения к предмету речи. Только ты защищай нас, как скоро кто-нибудь станет упрекать нас в том, что мы заставили стать наряду с прочими Хрисиппа, человека поистине великого, но тем не менее грека, остроумие которого слишком тонко изощряется и часто обращается против него самого. Даже и в том случае, когда он, по-видимому, нечто делает (серьезно), он колет, а не пронзает.

Какого же рода красноречие потребно в данном случае? [2] Здесь следует говорить о благодеяниях и подвергнуть систематическому обсуждению то действие, которое служит главнейшим связующим звеном для человеческого общества. Надлежит дать норму жизни, дабы под видом щедрости не пленяло нас необдуманное легкомыслие и дабы (с другой стороны) это самое обсуждение, умеряя, не останавливало благотворительности, которая не должна ни совершенно отсутствовать, ни впадать в излишество. [3] Следует учить (людей) – с охотою получать, с охотою возвращать и ставить для себя важной задачей – не только сравняться делами и душевным расположением с теми, кому они обязаны, но и превосходить их, потому что тот, на ком лежит обязанность воздать благодарность, никогда не сквитается (со своим благодетелем), если не превзойдет его. Одним следует внушать, чтобы они были чужды всяких расчетов, другим, чтобы считали за собою более долгов.

[4] К сему-то благороднейшему состязанию, состоящему в том, чтобы благодеяния побеждать благодеяниями, и призывает нас Хрисипп при помощи таких рассуждений. По его словам, следует опасаться, как бы малым воздаянием благодарности не оскорбить святыни, ибо Хариты – дочери Юпитера, и не нанести обиды столь прекрасным девам. [5] Ты преподай мне какое-нибудь из таких наставлений, благодаря которым я стал бы более благодетельным и более благодарным в отношении к тем, кто мне оказывает благодеяния, – благодаря которым благодетели и облагодетельствованные вступали бы между собою в духовное состязание, – так чтобы оказавшие (благодеяния) забывали, а должники сохраняли живое воспоминание. Все же выдумки, о которых было говорено выше, пусть остаются на долю поэтов, назначение которых в том и состоит, чтобы услаждать слух и сплетать интересные басни. [6] Напротив – те, кто желает врачевать умы, поддерживать доверие в отношениях людей и утверждать в душе их сознание долга, пусть говорят языком серьезным и берутся за дело с большими силами, если только не считают возможным при помощи пустых и вздорных речей и бабьих аргументов пресечь такое опаснейшее зло, как полное забвение благодеяний (beneficiorum novas tabulas).

[1] Насколько необходимо обойти всё излишнее, настолько же необходимо доказать, что нам прежде всего надлежит исследовать, в чем состоит наш долг при получении благодеяния. Ибо один утверждает, что его долг состоит в тех деньгах, которые он получил, другой, что (его долг) состоит в совете, третий – в должности, четвертый – в управлении провинцией. [2] Но все это – только знаки благодеяний, а не самые благодеяния. Благодеяния нельзя осязать рукою: оно заключается в душе. Существует большая разница между материею благодеяния и самим благодеянием. Посему благодеяние заключается не в золоте, не в серебре и не в каком-либо другом из предметов, слывущих весьма ценными, но в самом расположении дающего. Люди неопытные обращают внимание только на то, что бросается в глаза, что дается и становится предметом обладания, и, напротив, мало ценят то, что на самом деле дорого и ценно. [3] Всё, чем мы владеем, что мы видим и к чему прилепляется наша похоть, – (непрочно) преходяще; судьба или неправда могут у нас отнять это: благодеяние же продолжает пребывать и после утраты того предмета, чрез посредство которого оно было оказано. А чего никакая сила не может упразднить, то сделано надлежащим образом. [4] Я выкупил у пиратов своего друга – его схватывает другой враг и заключает в темницу: он (в данном случае) уничтожает не благодеяние, но пользу, проистекшую от моего благодеяния. Я возвратил кому-нибудь детей, спасенных во время кораблекрушения или пожара, но их похитила болезнь или какое-нибудь случайное несчастие: и с их утратою продолжает пребывать то, что оказано чрез них. [5] Таким образом, все, ложно усвояющее себе имя благодеяния, служит лишь вспомогательным средством, при помощи которого проявляется дружественное расположение. То же бывает и в других случаях, где различается внешний вид и самая сущность дела. Император жалует кого-нибудь ожерельями и венками, которые даются за вступление на стену неприятельского города (corona murali) или за спасение жизни гражданина (corona civica). [6] Что такого ценного заключают в себе: венок, расшитая тога (praetexta), ликторские связки, трибунал или колесница? В них заключается не самая почесть, а только внешние знаки почестей. Подобным образом и то, что представляется нашим взорам, не само благодеяние, но лишь след и знак благодеяния.

[1] Итак, что же такое благодеяние (само по себе)? Благодетельное действие, которое дает радость (другим) и, давая, получает ее, действие, совершаемое с готовностью, охотно и по собственной доброй воле.

По сей причине важно не то, что делают или что дают, но то, с каким расположением духа это совершают, ибо в этом-то расположении лица, дающего или делающего, и состоит самое благодеяние, а не в том, что дают или делают. [2] Большую разницу между тем и другим можно видеть уже из того, что благодеяние всегда остается благом, тогда как то, что делается или подается, – не благо и не зло. Дух возвышает малое, очищает нечистое и лишает цены великое и слывшее ценным; само же по себе то, к чему стремятся, не имеет никакой природы: ни доброй, ни злой; важно то направление, какое дает ему виновник действия, от которого зависит назначение предметов. [3] Самое благодеяние состоит не в том, что составляет предмет исчисления и раздачи, подобно тому, как не в самих жертвах состоит почитание богов, хотя бы они были тучны и блестели золотом, но в благочестивом и непорочном (расположении) настроении духа молящихся. Таким образом, люди добродетельные бывают благочестивыми даже и в том случае, когда их приношение состоит из одних зерен и похлебки, а злые, наоборот, не оставляют нечестия, хотя бы и обильно орошали кровью алтари.

[1] Если бы благодеяния заключались в предметах, а не в самом расположении души того человека, который их оказывает, то они становились бы (для нас) тем важнее, чем важнее то, что мы получаем. Но это ложно: нас всегда наиболее одолжает тот, кто малое дал великолепным образом, кто душою сравнялся с богатством царей, кто дал немного, но охотно, кто, увидав мою бедность, забыл о своей, кто возымел не только охоту, но (даже) и горячее желание оказать мне помощь, кто счел себя облагодетельствованным, когда оказывал благодеяние, кто дал так, как бы и не думал о возвращении и, получив обратно, – как бы и не давал, кто нашел и стремился найти удобный случай для помощи.