Анастасия Кузнецова - Огонь, тлеющий под водой

Среди населения страны из четырех миллионов, в ученики начальной школы попадали единицы. После семи лет начальной школы в среднюю школу, которая длилась шесть лет, переходило еще меньше.

Это было не нужно. Гораздо важнее было продолжать дело отца: работать на земле, разводить скот или овладеть ремеслом охотника.

Ровесники Жана Батиста в возрасте семи лет вставали на рассвете, чтобы чистить хлев от коровьего и козьего помета, потом шли помогать на банановые плантации. Отец ради учебы в школе освободил Жана Батиста от другой работы. Поэтому мальчик утром только убирал хлев и отправлялся бегом в школу.

Это было сложно, но отец мог себе это позволить. Он был браконьером из племени хуту, и на его банановой плантации работали руандийцы из племени тутси и хуту, которым нужны были деньги и которые могли копать землю. Отец Жана Батиста не мог. Он был шахтером. А после работы на шахте охотился на диких зверей и буйволов.

Когда Жану исполнилось семь лет, его отдали в школу. Единственного из всех семей, которые жили в округе. До школы было одиннадцать километров. Каждый день, маленький Жан Батист пробегал расстояние в двадцать два километра.

Он бежал только потому, что пешком он бы не успевал в школу утром к началу занятий. И не успевал бы вернуться вечером до захода солнца, до того момента, когда дикие звери выходят в джунглях на охоту. Бегая, он успевал учиться и успевал выживать. Но у него была одна проблема – не пропустить змею.

С детства родители говорили детям:

– Если ты видишь змею, ты должен ее убить. Если ты ее не убьешь, змея убьет тебя. Или кого-то еще. Змею надо убить.

Поэтому, если он видел змею, он останавливался. Он знал, что смертельный укус черной мамбы был слишком стремительным. И надо было успеть.

Черная мамба, достигающая в длину четырех метров, отличается скоростью передвижения. Она может двигаться со скоростью пятнадцать километров в час. С учетом того, что Жан Батист был ребенком возраста начальной школы и его скорость не могла превышать десяти километров в час, он мог видеть, как черная змея растворяется в джунглях. Тогда он даже не замедлял скорость бега. В этом уже не было смысла.

В джунгли ему заходить категорическим запрещалось отцом, который говорил, что джунгли первого кормят, а второго убивают, чтобы накормить первого. И детям там делать нечего.

И тогда Жан Батист бежал дальше. Он был умелым стайером и без острой необходимости предпочитал не останавливаться, а лишь изменять интенсивность бега.

Так и бежал без остановки. Пока не встречал черную ленту на дороге. Тогда он должен был действовать на максимуме своих детских возможностей.

Но Жан Батист был сыном охотника-браконьера. В венах текла кровь предков. Кровь тех, кто выжил за счет того, что опередил смерть. И он отработанным движением хватал ее за хвост, резким рывком поднимал вверх и со всей силы ударял об землю головой. Потом бил еще раз и еще, пока напряженная и твердая плоть смертоносной рептилии не превращалась в обмякшие останки безногого животного с тонким, сильно удлиненным телом, лишенные подвижных век.

Через много лет, когда племена тутси и хуту начнут бороться за власть и разгорится война с геноцидом тутси, в котором погибнет около миллиона человек, Жан Батист увидит, как способ убийства ядовитых рептилий работает на его же соотечественниках.

Боевики из племени хуту истребляли тутси с особой жестокостью, не щадя никого. Солдаты тутси из патриотического фронта, которые атаковали Руанду, тоже истребляли всех хуту на своем пути.

Детей они убивали как змей.

Младенцев убивали совершенно ужасающим образом. Малышей брали за ногу и сильно ударяли о землю или твердый предмет. Ударяли до тех пор, пока из маленького черепа не начинали вытекать мозги. После этого младенцев кидали, вместе с трупами их родителей в воду Нила на съедение огромным пятиметровым, шестьсот-семьсоткилограммовым нильским крокодилам-людоедам, которые уничтожали тела за считанные минуты.

Война всегда ужасающе безобразна.

Но даже до войны надо было дожить.

Так было все семь лет начальной школы, пока Жан Батист не перешел в среднюю школу. Обучение велось стационарно, и родители отправили сына на проживание в относительный аналог колледжа еще на шесть лет. Именно тогда, когда Жану Батисту уже исполнилось 13 лет, ему купили первую в его жизни обувь.

Он старался. Понимая, как много надежд у родителей связано с его образованием, Жан Батист, обладая природной любознательностью и пытливостью ума, демонстрировал незаурядные успехи в обучении.

Опыт, полученный от мужчин рода, от деда-медиума и отца-браконьера, сложенный аккуратным бутербродом с новыми науками, родил поразительный контраст.

Жан Батист не знал страха.

Точнее, у него проявлялось особое состояние, которое можно было бы назвать отторжением страха. Это помогало в быту и социализации в кругу сверстников. От деда-медиума ему досталась развитая интуиция и проницательность. Он всегда чувствовал, что на уме у другого человека. И с годами ему становилось всё интереснее узнать механизм работы этой странной системы под названием мозг. Он постоянно вспоминал случай, который произошел с ним еще в начальной школе и который повлиял на всю его жизнь, став, вероятно, определяющим в выборе профессии.

Он бегал в школу второй год. Как-то раз, прибежав с небольшим опозданием после очередного убийства змеи, Жан Батист с удивлением обнаружил, что уроков нет. Всех детей собрали в большой класс, в котором собрались незнакомые люди в белых халатах. Детям проводили вакцинацию. Жану Батисту до этого никогда не делали прививок. Но он уже тогда знал, что врач – это существо, приближенное к Богу. Самое доброе, самое сострадательное существо в мире. Так всегда говорили его родители. Так говорили все вокруг. И он жил в безусловном понимании этой истины.

И когда к нему подошел врач в белом халате, он с радостью и любопытством стал наблюдать, как ему сделают первую в его осознанной жизни прививку. Врач приблизился и грубо схватил Жана Батиста за предплечье, что бы развернуть его спиной. Не успев удивленно возмутиться, Жан Батист почувствовал, как игла шприца вонзается в его лопатку и в теле разгорается пожар. Это случилось так быстро, что в следующее мгновение он уже кричал что-то сквозь слезы удаляющейся спине врача в белом халате. Обжигающей струей в лопатку вошла сильная боль, и, что самое ужасное, эта боль начинала усиливаться. Пошатываясь от внезапно навалившейся усталости, он почувствовал, как задрожали ослабевшие ноги, и ему захотелось лечь прямо на пол школьного класса.

Но огонь, жадно пожирающий маленький организм, был таким невыносимым, что из последних сил он, пошатываясь, вырвался на улицу и побежал.