В Кемеров - Введение в социальную философию: Учебник для вузов

Выделение подобных ступеней продуктивно не только в смысле характеристики различных форм, в которых существовали общества и взаимодействовали люди. Оно позволяет увидеть, что сами формы обособления обществ и взаимосвязи людей изменялись в ходе социальной эволюции, что изменение этих форм и выражало процесс истории, закрепляло ее результаты.

В «западной» (то есть в европейской и американской) социальной философии XX в. получила распространение схема социальных типов, в ряде важных моментов совпадающая с трехступенчатой схемой К. Маркса. К созданию этой схемы причастны М. Вебер, У. Ростоу, Дж. Гэлбрэйт, Д. Белл, О. Тоффлер (в дальнейшем — для краткости — будем ее называть «схемой Белла — Тоффлера»). Отличие этой схемы от предыдущей в том, что каждый социальный тип определяется на основе своей собственной доминирующей формы.

Первый тип — «традиционное общество» — характеризуется социальной доминантой, выступающей в форме традиции. Традиция обеспечивает простое воспроизводство общественной жизни, передачу социального опыта за счет его повтора, сохранение технологических схем, жесткую взаимозависимость социальных позиций, структур, культурных норм и стереотипов. Она акцентирует как раз те отношения между людьми, которые в предыдущей схеме характеризовались как отношения личной зависимости.

Второй тип — «индустриальное общество». В нем выделяется подсистема промышленного производства, умножающего вещное богатство общества. Расширенное воспроизводство выводит социальные связи из-под господства традиции, создает технологические возможности для обновления любой деятельности, для реализации человеческих сил и способностей по стандартам машинной рациональности.

В «постиндустриальном обществе» (третий тип) человеческая деятельность освобождается от господства машинных технологий. Количественная и качественная ограниченность вещественных средств ставит на первый план проблему использования и развития человеческих ресурсов. Силы и способности индивидов оказываются главным резервом социальности; индивидность раскрывается не за гранью социальности, а в ее основных процессах, обеспечивающих качество жизни. В продукции человеческой деятельности все выше ценится воплощенная квалификация, опредмеченное знание, установки на качества субъекта, потребителя, индивида и т.д.

Эта схема интересна прежде всего тем, что она, давая возможность сравнивать общества и упорядочивать знания о них, вместе с тем достаточно определенно связывает построение моделей общества с его особенностями.

В социальной философии, в дисциплинах историко-культурного круга давно идет спор о том, чему отдать предпочтение: общему взгляду на социальную эволюцию, позволяющему говорить о единстве человеческой истории, или подходу, подчеркивающему обособленность и несвязность отдельных цивилизаций и культур. Идея единства истории активно защищалась Карлом Ясперсом, тезис об отсутствии общей эволюционной логики и разобщенности культур убежденно отстаивал Освальд Шпенглер. Этот же спор включен в непрекращающиеся дискуссии о судьбе России. Сторонники общего взгляда на мировую историю отыскивают аргументы, например, для политики реформ, в общечеловеческой практике и соответствующих ориентациях на будущее. Сторонники особенного пути России подчеркивают непригодность универсального историзма и социальной теории для описания российской специфики, для определения сил и перспектив, ее сохраняющих. К этому иногда добавляется соображение о непригодности общих социально-исторических схем для трактовки истории Запада и Востока.

У каждой из этих позиций в споре есть свои сильные и слабые стороны. Однако решить его исход логическим способом не представляется возможным. Социально-историческая практика не укладывается в его логику; и первые попытки внимательно отнестись к ней намекают на то, что спор не решается выбором одной из точек зрения и не ликвидируется их эклектическим увязыванием.

Современная социальная философия ставит под вопрос сами понятия общности исторического развития разных социальных систем и их особенного, самобытного, уникального бытия. Более того, под вопросом оказываются как попытки логического противопоставления, так и попытки логического связывания понятий универсальности и уникальности, общности и особенности социальных систем, культур, цивилизаций.

Аналогичную ситуацию мы разбирали выше, когда пытались дать логическое определение общественного закона, а потом перешли к накоплению определений закона, подсказанному социальной эволюцией. Так мы уже, по сути, опробовали социально-философский «ключ», открывающий путь к пониманию социальных форм.

В случае анализа общих и особенных аспектов бытия социальных систем этот подход означает следующее. Общность и особенность общественных образований складывается из их взаимодействия. Возможность сопоставления (или противопоставления) народа и страны, племени и государства, общества и общества, культуры и культуры возникает только при условии возможности хотя бы слабого их взаимодействия. Взаимодействия между обществами формируются постепенно в ходе социальной эволюции, характер их меняется. И если в «начале» человеческой истории можно говорить лишь о слабых взаимодействиях отдельных обществ и их «параллельной» эволюции, то затем возникают более тесные связи, образующие некую общность регионального развития, соответствующие мерки для определения сходств и различий между обществами, государствами, культурами.

К. Ясперс, например, выделяет исторический интервал с 800-х по 200-е годы до н.э., по его терминологии — «осевое время», когда в Китае, Индии, Греции, Иудее, Иране происходит достаточно четкая дифференциация практических и мыслительных форм, когда в каждом из этих регионов создаются свои (но во многом сходные) категории, учения, понятия о бытии «в целом», о человеке и его жизненных возможностях [1].

1 Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 32.

Так закладываются основы для соизмерения разных обществ и культур, хотя единства истории фактически не возникает, поскольку далеко не все страны и регионы реально связаны.

Вопрос об единстве истории возникает тогда, когда устанавливаются сильные — политические, экономические, технологические взаимодействия между всеми «сегментами» мирового социального пространства. Это происходит во второй половине второго тысячелетия н.э.

В системе сильных социальных взаимодействий, образовавших единое поле социального пространства, возникают общие измерения различных аспектов бытия людей. Тогда-то и обостряется вопрос о соотношении общих и особенных моментов в развитии отдельных социальных систем и культур.