Алан Уотс - Дао и дзен

Отсутствие каких-либо упоминаний о школе Дхианы и о Бодхидхарме в индийской буддийской литературе можно объяснить тем, что сами термины, школа Дхианы, или Дзэн, даже в Китае появились лишь 200 лет спустя после смерти Бодхидхармы. С другой стороны, упражнения в дхьяне, цо-чань [41] . В книге Хуэи-нена Дань Цзин приводитсянесколько примеров бесед Шестого Патриарха с учителями дхианы, которые, очевидно, не принадлежали к его собственной "внезапной школе" дхьяны. Вплоть до Во-чана (720-814), или даже позже, школа Дзэн не имела собственных монастырей. См. [30, с.13]. (японское дза-дзэн), то есть медитации сидя, всегда были широко распространены среди буддийских монахов, и специальные наставники, обучавшие их, назывались учителями Дхианы вне зависимости от их школы или секты. Параллельно существовали учителя винайи, обучавшие монашеской дисциплине, и учителя дхармы, преподававшие само учение. Дзэн отделился как школа только тогда, когда провозгласил свое собственное понимание дхьяны, сильно отличающееся от общераспространенной практики.

Дзэн-буддийская традиция изображает Бодхидхарму как свирепого с виду человека, с густой бородой и проницательным взглядом широко открытых глаз, которые, однако, кажется, готовы мигнуть. Легенда рассказывает, что однажды он уснул во время медитации и так рассердился на себя потом, что вырвал себе ресницы; упав на землю, они проросли первым чайным кустом. С тех пор дзэн-буддийские монахи употребляют чай как средство против сна. Он так хорошо проясняет и укрепляет сознание, что есть поговорка: "У Дзэн (чань) и чая (ча) - один и тот же вкус". Другая легенда гласит, что у Бодхидхармы от долгого сидения в медитации отсохли ноги. Отсюда те очаровательные японские символические куклы Дарума, которые изображают Бодхидхарму в виде безногого ваньки-встаньки, с центром тяжести, расположенным так, что, как его ни толкай, он встает. Японское стихотворение о куклах Дарума гласит:

Jinsei nana korobi

Ya oki.

Такова жизнь.

Семь раз вниз,

Восемь раз вверх!

Легендарная беседа Бодхидхармы с императором Лянг-У дает представление о резком и прямом характере учителя. Император подробно описал все, что он сделал для распространения буддизма в своей стране, и спросил, что заслужил он своими деяниями. При этом он исходил из распространенного мнения, что постепенное накопление заслуг, порожденных добрыми делами, ведет ко все лучшему существованию в будущих жизнях и будет увенчано достижением нирваны. Но Бодхидхарма в ответ сказал: "Ровно ничего!" Такой ответ подорвал веру императора в буддизм, и он спросил: "Каков же в таком случае основной принцип святого учения?" Бодхидхарма ответил: "Да оно пусто, в нем нет ничего святого", - "Кто же тогда ты, кто стоит перед нами?" - "Я не знаю", был ответ. [2, с.3].

После этой беседы, которая весьма разочаровала императора, Бодхидхарма удалился в монастырь в Вей, где по преданию провел девять лет в пещере, "уставившись в стену" (пигуань). Судзуки считает, что это выражение не следует понимать буквально, что оно описывает внутреннее состояние Бодхидхармы, который освободил свой ум от всех. понятийных представлений. [74, т.1, с.170-171]. Так он жил, пока однажды к нему не пришел монах Шень-гуан, а вслед за ним и Хуэй-ко (486-593 возможно!), который впоследствии и стал его преемником в качестве Второго Патриарха.

Хуэй-ко не раз просил Бодхидхарму дать ему наставления, но все время получал отказ. Однако он продолжал сидеть в медитации у входа в пещеру Бодхидхармы, терпеливо ожидая на снегу, когда тот сжалится. Наконец, доведенный до отчаяния, он отсек себе левую руку и преподнес ее учителю как доказательство своей беспримерной искренности. Тогда Бодхидхарма, наконец, спросил Хуэй-ко, что ему надо.

- Hет у меня в уме (синь) покоя, - сказал Хуэй-ко. - Пожалуйста, успокой мой ум.

- Достань его и покажи его мне, - ответил Бодхидхарма, - тогда я успокою его.

- Но когда я начинаю искать свой ум, - возразил Хуэй-ко, - я нигде его не нахожу.

- Вот я и успокоил твой ум! - рявкнул Бодхидхарма.

В это момент у Хуэй-ко и произошло просветление, его дунъ-у или сатори, так что этот разговор призван служить первым образцом того, что стало характерным приемом обучения в Дзэн. Это образец вень-да (по-японски мондо) или "вопроса-ответа", иногда весьма приблизительно переводимого как "дзэнская история". Большая часть литературы Дзэн состоит из таких анекдотов - причем многие из них гораздо менее понятны, чем этот. Их цель ввергнуть вопрошающего в некое внезапное озарение или же испытать глубину его интуиции. Поэтому эти диалоги нельзя "объяснить", не испортив их эффекта. В каком-то смысле они подобны анекдотам, которые не вызовут ожидаемого смеха, если "соль" их требует специального разъяснения. Его или понимаешь сразу, или не поймешь вообще.

Следует учесть, что эти анекдоты лишь изредка имеют символический характер, и даже когда это так, - не это свойство в них главное. Так бывает, когда диалог содержит аллюзии, памятные обоим участникам. Но в противоположность комментариям, которые дает Жерне [40] . Сочинения, приписываемые Бодхидхарме, можно найти в [74, т.1. с.165-170] и в [65, с.73-84]. Их стиль всегда остается чисто индийским и лишен даосского "привкуса". , я не считаю, что соль мондо в передаче неких буддийских истин с помощью символов. Сатори, которыми они очень часто увенчиваются, ни в коем случае не является простым нахождением решения загадки. Что бы ни делал и ни говорил учитель Дзэн - это всегда прямое и спонтанное выражение его "таковости", его природы Будды, и поэтому то, что он "выдаст", - не символ ее, а она сама. Дзэн-буддийское общение - это "прямое указание" в соответствии с принципами Дзэн, суммированными в традиционном четверостишии:

Быть вне учения и за пределами традиции,

Не опираться ни на слова, ни на символы.

Указывать прямо в ум человека.

Увидеть собственную природу и достичь просветления. [42] . В современном китайском языке первые два иероглифа означают нечто светское, не монашеское. В настоящем контексте они бы обозначали, что истина Дзэн не может быть выражена в какой-либо определенной форме или доктрине, или же что учитель может только показать ученику, как тот может достичь этого сам. Однако поразительная двусмысленность китайского языка, возможно, сознательная, сохраняет оба эти значения. Сравните, например, сугубо "мирскую" формы дзэн-буддийских выражений и такую поговорку: "Сказав "Будда!", прополощи рот".

Преемником Хуэй-ко, по преданию, был монах Сэн-цань (ум. 607 г.), и их первый разговор имеет ту же форму, что диалог Хуэй-ко с Бодхидхармой. Только Сэн-цань просил у учителя не покоя ума, а "очищения от заблуждений". Ему приписывают знаменитое стихотворение под названием "Синь-синь Мин" "Трактат о вере в ум". [43] . Переводы можно найти в [74, т.1. с.182], исправленный вариант в [79, с.91]. Другой перевод Артура Вейли в [22, с.295]. Если Сэн-цань действительно является его автором, то это первая отчетливая и ясная формулировка Дзэн. Даосская окраска его ощущается с первых строчек: